Классное чтение
Тель-авивский книжный магазин «Бабель» невелик размерами, однако из заходивших сюда писателей вполне можно составить зал литературной славы, а из приходящих сюда читателей — крепкое сообщество. И со второй задачей основатели «Бабеля» уже справились.
«Нам давали три месяца, полгода. И друзья, и недруги, и незнакомые люди». В 2015 году Лена и Евгений Коган переехали в Тель-Авив и открыли магазин русскоязычных книг. «Бабель» находится недалеко от моря, на улице Алленби — «книжной» улице: здесь исторически располагаются книжные и букинистические магазины. В зале — стеллажи книг, разномастная винтажная мебель, картины. Журнальный столик, кресла, зеркало в причудливой раме и живопись самого разного толка — с блошиного рынка, а то и просто найденная на улице: Тель-Авив богат на сокровища, выставленные наружу за ненадобностью. Если пройти вглубь, дойдешь до лестницы: наверху — что-то вроде малой гостиной с кофе, внизу — галерейное пространство. Рядом — еще одна маленькая комната, где неожиданно обнаруживается коллекция простых и красивых миди-юбок прямого кроя: их Лена Коган шьет в свободное время из найденных в поездках тканей.
Владельцы вспоминают другие небольшие книжные: их в городе немало, хоть в пандемию какие-то успели закрыться. Маленький же «Бабель» не только выжил, но даже переехал в помещение побольше. Теперь на встречи с интересными людьми, которые магазин регулярно проводил с самого своего открытия, может приходить по 30 человек, а в галерее внизу готовится очередная выставка. Когда вечером проходишь в темноте по Алленби, сразу видишь дружелюбное пятно света и толпу внутри: лекции и встречи бывают по нескольку раз в неделю.
«Я вам открою секрет: основать бизнес — не тяжело. То, что мы приехали и сразу занялись делом, нам помогло абсорбироваться. У нас не было метаний, что делать, как жить, чем заниматься. Так что открыть было просто. Тяжело удержаться», — вспоминает Евгений.
Московская жизнь Евгения тоже была связана с литературой: он работал редактором в издательстве Corpus. Лена — редактором на телеканале «Культура». Набор книг «Бабеля» хочется характеризовать словами из мира моды — «селективный», «не массмаркет». Основатели, которые все это время продолжают вести все дела вдвоем, любят независимые издательства и следят за изданиями с небольшими тиражами. «Ребята, которые приезжали из России еще как туристы, приходили к нам и говорили: „У вас такой выбор независимых, в российских магазинах не везде есть такой выбор. Мы считаем, что как раз среди независимых происходит самое интересное“».
«Бабель» не первый русскоязычный книжный в Израиле. Но те, что уже работали в 2015 году, в основном привозят привычный набор мейнстримовых новинок. «Бабель» же первым вышел со своим придирчивым субъективным отбором (по такому же принципу работает второй «Бабель» в Иерусалиме, открывшийся по франшизе). Если провести параллели с российскими книжными, то коллеги «Бабеля» в Москве и Петербурге — «Фаланстер», «Циолковский», «Ходасевич», «Подписные издания», «Все свободны», «Порядок слов». Раскупают книги быстро. Владельцы заказывают все больше, но и количество покупателей за последние месяцы увеличилось. Приходят за взрослым и за детским, за книжками «Индивидуума» и No Kidding Press, за классным мейнстримом (Дина Рубина, Людмила Улицкая).
Незадолго до пандемии появилось и собственное маленькое издательство. «Мы с Леной очень любим раннюю советскую литературу и модернизм, 20-30-е годы. Началось все с великого модернистского романа „Город Эн“. Это одна из главных книг, написанных на русском языке в XX веке вообще. Но ее невозможно было купить, потому что ее просто не было, последний тираж давно распродали. Мы подумали, что как-то это странно. Поскольку права открыты, мы переиздали эту книжку. При этом мы не просто переиздаем, мы заказываем предисловие, комментируем. В общем, мы решили, что, если есть какая-то книжка и мы хотим, чтобы она была, значит, мы ее сделаем. Есть, например, Федор Сваровский, замечательный поэт, он сейчас живет в Черногории. У него много лет не было книг. Я ему написал и сказал: „Федя, давайте-ка мы сделаем книжку, а то как-то странно, стихи есть, а книжки нет“. Так у нас вышла и последняя книжка Алексея Петровича Цветкова. И потрясающий сборник Юлия Гуголева, и еще много чего».
С начала «специальной военной операции» у издательства появилась и еще одна миссия: печатать книги, которые в силу разных причин не могут быть напечатаны или продаваться в России. Так в издательском портфеле появился Борис Акунин. «Он написал в фейсбуке, что у него есть повесть, которую не напечатают в России, вот первая глава. Мы были не единственные, кто ему написал. Он проводил ресерч, разговаривал с людьми, в результате выбрал нас». Недавно вышли сборники поэзии «Понятые и свидетели» и «Понятые и свидетели. Вторая книга» со стихами, написанными после 24 февраля. «Мы больше сместились в то, что сейчас происходит. То есть мы будем издавать модернизм, просто сейчас как-то не до модернизма».
«Бабель» — это не только магазин и издательство, но пространство для лекций и встреч, на которые подчас собирается куда больше, чем может вместить зал магазина. «У нас очень много знакомств и дружб из России. Одним из первых, через два месяца после открытия, у нас выступил Лев Рубинштейн, я был редактором его книг, мы много лет знакомы. После этого он вернулся в Россию и пишет мне: „К вам Сергей Гандлевский едет, хотите?“ Я с Гандлевским не был знаком, а как можно не хотеть Гандлевского? И у нас выступил Гандлевский. А потом стали писать такие поразительные люди, что ты прежде в своей жизни представить не мог, что они тут будут. Пишут: „Мы приезжаем, было бы здорово познакомиться“. Нашим бестселлером стал Армен Захарян, который делает литературный YouTube-канал „Армен и Федор“. Такой очереди за автографами я не видел никогда. Ни к Керету (Эдгар Керет — израильский писатель, сценарист и режиссер. — Прим. The Blueprint), ни к поэтам. Это человек потрясающей тонкости, ума, суждений. Так как у него нет книг, ему на подпись приносили Гомера, Набокова, про которых он рассказывал. А как-то выступал Орлуша, а в зале сидел Борис Гребенщиков, и Борис Борисович чуть не сорвал выступление: все оборачивались, потому что хотели посмотреть на него. Он и в магазин заходил за книжечками».
В «Бабеле» весь день можно найти кого-то из основателей. «Раньше мы вставали утром, ехали на работу, возвращались домой, и часов до двух нам надо было еще поговорить. Разговаривали и смеялись над этим. Нам часто говорят, что мы имеем какое-то влияние как русский книжный. Не знаем, не нам судить. Но вот Боря Куприянов (основатель книжного магазина „Фаланстер“. — Прим. The Blueprint), наш старший учитель и вдохновитель, говорит, что маленькие независимые книжные — как маленькие бары или лавки зеленщиков у подъезда, они меняют ландшафт города, создают его лицо. „Макдоналдсы“ везде одинаковые, а эти проекты что-то меняют. Хочется верить, что мы что-то делаем большое, хоть мы и маленькие».
Бабель
Алленби, 19, Тель-Авив
вс.-чт. 10:00-19:00
пт. 10:00-15:00
Виктор Кривулин, «Ангел войны»
Потрясающий сборник классика ленинградской неподцензурной поэзии — собрание его текстов, объединенных общей темой войны, которая Кривулина волновала с детства.
Тове Дитлевсен,
«Комната Вильхельма»
Клаустрофобический модернистский роман о невозможности семьи и любви внутри семьи, об изменах и эмоциональном садизме, о почти эксгибиционистской открытости и такой же патологической скрытности.
1
2
наводите на книгу, чтобы прочитать подробности
5 книг из «Бабеля» —
выбор основателей
3
Алик Ривин, «Вот придет война большая»
Стихи, в которых неумелый высокий слог сочетается то со строками эстрадных шлягеров, от с блатным шепотком, то с разбитной частушкой, то с идишским плачем: Ривин не смешивает разные поэтические традиции, добиваясь нового художественного языка, но пользуется тем, что имеет, это своего рода поэтический ар-брют, заговор на попытку выжить в мире, не приспособленном для этого.
4
5
Денис Джонсон, «Сны поездов»
В этой книге из немногословных описаний и редких и коротких, словно высушенных диалогов рождается эпическая история — об одиночестве, обретении невидимого Бога, о красоте жестокого мира, для которого ты — незаметная песчинка, перекати-поле, три блюзовых аккорда, взятых неуверенной рукой на расстроенной гитаре.
Владимир Зазубрин, «Два мира»
Разделенная на две части — белые и красные — грандиозная книга о гражданской войне от автора легендарной «Щепки», расстрелянного в 1937 году. Первый советский роман о гражданской войне и, вероятно, вообще первый советский роман.
