Илья Мамаев Найлз
«Прихожая с фейерверками»

иллюстрации: лена лисица

Илья Мамаев-Найлз родился в 1996 году в Йошкар-Оле. Он уехал из Марий Эл студентом университета, путешествовал автостопом, спал в машине, для заработка переводил порнофильмы, работал бариста, ставил танцевальные спектакли. А потом поступил в Школу литературных практик и описал многое из пережитого им в романе «Год порно» , герой которого, молодой мариец Марк, уходит из дома, переводит порнофильмы и ищет себя. В итоге «Год порно» стал одним из главных романов года — повесть о том, как важно разговаривать друг с другом, какой бы вал чувств нас ни накрывал, о связи с родными и землей и о мечтах и стремлениях двадцатилетних. Для проекта
The Blueprint Илья написал чудесную сказку о том, почему именно Новый год становится
для нас главным семейным праздником.

Мише было лет пять, когда что-то впервые запомнилось ему на всю жизнь. Наступил новый год. Дед запускал фейерверк. Высокий, широкоплечий, он стоял в фуфайке нараспашку, отряхивал кепку, а за его спиной яркими цветами взрывалась ночь. Заметив, что Миша на него смотрит, дед прислонил большие пальцы к ушам, раскрыл ладони, высунул язык и скорчил рожицу.

Они с бабушкой жили в деревне. Их дом выходил в поле, такое большое, что лес на другой стороне проглядывался редко, чаще утопая в тумане, смоге от сжигаемого сушняка или поземке. После боя курантов дед брал из прихожей салют, уходил по сугробам вдаль, и, пока остальные одевались и собирались перед забором, стоял там и наблюдал рождение очередного года.

Первый фейерверк дед пустил после рождения Миши. Он десять лет копил себе на «Волгу», а когда пришло время ее покупать, наступили девяностые. Рухнула страна, за ней рубль, и вместо машины всех его накоплений хватало теперь только на комплект колес. Чтобы успеть потратить деньги, бабушка отправила его в магазин купить подарки. Дед вернулся к вечеру на своем стареньком «Москвиче» и принялся отыгрывать гудком мелодию «Пяти минут» — бип-бип-бип, бип-бип-би-и-п, би-би-би-би-би-би-бип — пока бабушка не выбежала на улицу. Весь багажник и салон были забиты коробками фейерверков, еще больше лежало сверху на крыше.

— Дурак! Какой же ты дурак! — Кричала на него бабушка. — Хоть что-нибудь полезное бы купил!

Выйдя на пенсию, дед только и делал, что дурачился. Особенно за новогодним столом, за которым вся семья Миши, даже дальние родственники, собиралась вместе единственный раз в году. Не зная друг друга близко, все по большей части молчали и смотрели телевизор. Дед же разливал взрослым коньяк и рассказывал, как он снова напортачил, и как бабушка била его за это чугунной сковородой. Все смеялись, потому что знали, что у бабушки чугунной сковороды нет.

В один год, когда Мише исполнилось двенадцать, пока взрослые чокались бокалами, он тихонько сбежал из-за стола, накинул куртку, залез в бабушкины валенки и стал ждать деда в прихожей. Там же друг на друге лежали разноцветные коробки с салютами. Их было так много, что только встав на табуретку, а потом на носочки, Миша смог дотянуться до самого верха, где дед хранил бенгальские огни.

— Ты что тут делаешь? — спросил дед.

— Папа сказал помочь тебе с фейерверком.

— Да что ты говоришь.

— Я могу помочь донести коробку.

— Какой силач, — сказал дед, — Ух! Не бей уж меня только, ладно?

— Ладно, если разрешишь пойти с тобой.

— Ой, какой хитрюга.

Дед один взял салют, а Миша пошел хвостом. Сугробы были Мише по пояс. Он старался идти по следам, но у деда шаг был взрослым, широким. Миша то и дело промахивался, и у него промокли джинсы, а в валенки забился снег. Метров через сто дед остановился и, не опуская коробку, начал шаркать правой ногой, расчищая площадку.

— Попрыгай тут, — сказал он. — Надо утрамбовать.

— Нормально, хватит. — сказал дед и поставил салют на землю. — Давай теперь иди обратно, ты весь сырой. Смотри не заболей.

На следующий год Миша взял с собой лопату. Снег был тяжелый, покрытый толстой ледяной коркой. Миша сунул лопату по черенок, потом надавил на него, чтобы вытащить, но из сугроба поднялся только хруст.

— Ты мне так лопату сломаешь, — сказал дед, — На, подержи. Дай ее сюда.

Он вытащил лопату, разбил лед и начал раскидывать снег понемногу, слой за слоем.

— Когда чувствуешь, что слишком тяжело, — сказал дед, — не пытайся поднимать все сразу. Только лопату сломаешь, либо спину надорвешь. Понял?

— Да, — сказал Миша.

В следующую зиму снега выпало так мало, что не доходило даже до лодыжки. Земля обнажилась и заледенела. За пару дней до праздника дед поскользнулся и упал. Он начал хромать, и на кисти вздулась шишка размером с настоящую, сосновую. Дед даже было начал, будто это он голодный ходил по лесу и решил перекусить шишкой, просто проглотил ее не туда; но сказки Миша перерос. Коробку с салютом они тогда впервые донесли вдвоем.

Они поставили фейерверк туда же, куда обычно. Миша вернулся и встал со всеми возле забора, а дед остался поджигать. В один момент коробка упала набок. Все закричали и попадали. В ушах зазвенело, и в нос ударило запахом жженого пороха. Миша поднял голову только, когда взрывы прекратились и вместо них загрохотал смех.

— Видели бы вы свои рожи! — выговорил дед через хохот. Он приседал, взмахивал руками и застывал как бы в ужасе, видимо, изображая всех остальных.

— Старый ты пень! — крикнула ему бабушка. — Чуть нас всех не угробил!

Мише было страшно и стыдно, ведь салют они устанавливали вдвоем, но дед так хохотал, что Миша тоже не удержался, а за ним рассмеялись и другие. Бабушка несколько лет ворчала и припоминала деду этот случай, а он только строил многострадальную мину и просил его пожалеть, мол, вот как ему достается каждый день — и ладно хоть так, а то ведь не при всех-то попадает и сковородой.

Когда Миша поступил в университет, появилось негласная договоренность, что тяжелая работа, то есть донести салют и расчистить место, на Мише, а важная, то есть поджечь — на деде. Они только спорили, как поставить коробку, чтобы та точно не перевернулась. Дед говорил, что и так сойдет, а Миша лепил по краям снег, утрамбовывал и фиксировал кирпичами.

— Смотри, это все ладно, — сказал дед и показал на салютные залпы, — главное, надо оторвать вот эти верхушечки.

— Ты уверен? Мы и так уже оторвали верхнюю упаковку.

— Михаил Степанович, ну вам-то, конечно, виднее! Вы у нас профессор, а я неуч старый, что с меня взять!

— Ладно-ладно, давай оторвем.

Весь процесс занимал от силы пару минут, а потом они мерзли и ждали, когда все оденутся и выйдут наружу.

— Ты в больницу сходил? — спросил Миша.

— С какой целью?

— Ну, ногу свою проверить. И вообще здоровье.

— А у меня здоровье в полном порядке. Как у быка!

— Ты хромаешь, дед. И бабушка говорит, что слышать хуже стал.

— Миш, это старость. Тут ничего не поделаешь.

— Если ничего не делать, то только хуже будет.

— И так и так хуже будет. Ты лучше о себе волнуйся. У нас все хорошо. Нам помирать скоро.

Иногда Миша выносил сразу по две-три коробки, потому что в некоторых от влажности испортился порох, и они не выстреливали. Через несколько лет Миша приехал на Новый год с Дашей, своей девушкой, и, зайдя в прихожую, замер. Стену, о существовании которой он в детстве не догадывался, теперь было видно почти целиком.

— Ты в порядке? — спросила Даша.

— Да. Я тебе как-нибудь потом расскажу историю, как дед купил эти фейерверки.

— Неужели в магазине?

— Ха-ха. И, кстати, нет. Ему какой-то знакомый со склада по дешевке продал.

В том году дед начал вести себя иначе. Он почти не шутил, не говорил Мише, что нужно делать. Что понятно: за столько лет они обсудили все возможное в плане установки фейерверков. Вместо этого он рассказал Мише про свою армейскую службу. Как во время утренних пробежек срывал с деревьев яблоки и груши и на ходу, то есть на бегу, их ел, чтобы офицеры его не спалили.

На следующий год рассказал, как когда он был маленьким, они ходили биться деревня на деревню с вилами, косами и топорами. Как на спор проткнул себе щеку гвоздем.

К следующему новому году Миша с Дашей поженились. Пока Миша с дедом стояли в поле и ждали всех, дед рассказал, как в молодости они с бабушкой путешествовали по стране на мотоцикле.

— Бабушка ездила с тобой на мотоцикле? — Сказал Миша. — Не может быть. Ты прикалываешься.

— Ой, еще как ездила. Иногда даже рулила.

— Да ладно?

— Прохладно, — сказал дед, а потом улыбнулся и подмигнул.

В следующем году им удалось заставить деда лечь на пару недель в больницу. У него были проблемы с желудком, он готовился умирать, даже грозился уйти в лес, чтобы не стать для всех обузой. После операции ему стало лучше. В поле он рассказал Мише, как бабушка приходила к нему под окна палаты — их отделение закрыли на карантин после того, как у нескольких пациентов обнаружили коронавирус — и он высовывался наружу, чтобы на нее насмотреться. Наверное, дело было даже не в истории, а в том, как сбивчиво он ее рассказывал, как часто оглядывался в сторону дома. Миша вдруг осознал, что дед испытывал физическую боль, когда бабушки не было рядом.

В следующем году у Миши и Даши родилась Лера. Бабушка с дедом весь вечер с ней игрались и нянчились, дав, наконец, Даше с Мишей немного времени отдохнуть. Все фейерверки в прихожей теперь помещались в углу вместе с обувью гостей и банками солений. Перед боем курантов Лера расплакалась. Дед взял ее в руки, стал ходить по комнате взад-вперед, сюсюкаться и громко приговаривать, чтоб она не била своего будущего мужа сковородой, даже если он вредный и особенно если он дурак. Миша не стал его отвлекать и пошел запускать фейерверк один.

— Куда намылился? — услышал Миша за спиной, когда уже шел по полю.

Миша остановился. Дед догнал его, и они пошли дальше вместе. Он все так же ходил нараспашку, в той же самой фуфайке. Но так схуднул, что одежда висела на нем мешком.

— Я рассказывал тебе, как твой папа скидывал горшки с цветами, когда был маленьким? — сказал дед. — Ох, он той еще занозой в заднице был. Не то, что сейчас — зануда.

На следующий год дед вынес фейерверк сам, а Миша не протестовал. В поле они почти не говорили. Дед только спросил его, как дела дома.

— Дома все в порядке, — сказал Миша, — не знаем правда, что делать. Копили деньги на квартиру, а теперь вот это вот все. Непросто. В общем, дела как у всех.

— А ты что, знаешь, как у всех? — Сказал дед. — Ой, Михал Степаныч, извините, совсем забыл, что вы у нас люди образованные, всезнающие!

— Ладно тебе, — сказал Миша и улыбнулся, — да всё.

Дед важно тряс головой, приподняв пальцем нос.

Ветер дул прохладный, но по меркам зимы довольно теплый. Пахло морозцем и дедовским перегаром, в котором смешались и пивной хмель, и коньячный спирт. Миша посмотрел в сторону леса. По полю шуршала поземка, так что ничего не было видно, кроме ночной темноты.

— Последняя коробка, — сказал дед.

— Ты знаешь, — продолжил он после молчания, — тогда очень страшно было. Ну, в девяностые-то. И обидно было страшно с машиной. Но вот верни меня сейчас туда в то время, дай те деньги, да пусть больше — чтоб на машину, скажем, хватило — я бы все равно купил фейерверк.

От бабушки Миша слышал, что они с дедом после этого еще с год жили впроголодь, но Миша не стал ничего говорить.

— Я бы только выторговал побольше, — сказал дед, — А то этот гад бракованных подсунул.

Летом у деда случился инсульт. За несколько недель до нового года случился еще один, и он умер.

Тридцать первого декабря все собрались в деревне. Бабушка приготовила пироги, салаты, свой фирменный торт с ананасом. После боя курантов Миша вышел в прихожую, потянулся за курткой и остановился. На соседнем крючке висела потрепанная фуфайка. Миша прижался к ней носом. Она пахла дедом. Миша взял ее и просунул в рукава руки. Соединил вороты, чтобы застегнуть, но не смог нащупать пуговиц и оставил нараспашку. Потом надел дедины валенки и вышел на улицу.

Стояла морозная темная ночь. Свет из окон дома лежал пятнами на дворе. Внутри работал телевизор. Люди сидели за столом и смотрели новогоднюю передачу. Бабушка стояла у тумбочки с домашним телефоном, подперев ладонями подбородок. Миша отвернулся и пошел по сугробам в поле. Даже в такую студень, когда воздух тонкий, прозрачный, и все в нем просматривается до мелочей, не было видно ни конца, ни края окружающей тьме.

Когда все собрались перед забором, Миша склонился над коробкой, поджег фитиль и отошел на пару шагов. На несколько минут стало светлее и ярче, чем в самый солнечный день. Близкие Миши смотрели вверх, визжали и улыбались. Только Лера кусала кончик варежки, уставившись на человека в поле. Пыталась разобраться в чем-то непростом. Ведь утром мама с папой сказали, что дед теперь живет в лесу и питается сосновыми шишками. Что она обязательно его увидит, но надо подождать. Заметив, что Лера на него смотрит, дед прислонил большие пальцы к ушам, раскрыл ладони, высунул язык и скорчил ей рожицу.

Прихожая была под потолок забита фейерверками.

Аудиоверсию «Сказок Нового Года 2024», которая записана Полиной Цыгановой и Макаром Хлебниковым при поддержке книжного сервиса Строки, слушайте здесь