«Живет здесь в каждом дух афинский, чему я радуюсь по-свински»
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
«Вам письмо» — так звучит тема третьего Reading Camp, который с 18 по 20 октября The Blueprint проведет с Домом творчества Переделкино. Вместе с приглашенными экспертами мы будем читать и разбирать письма Толстого, Чуковского, Бродского и Оушена Вуонга — личные и те, которые пишут их герои. Потому что в мире, где, с одной стороны, все свелось к мессенджерам и чатам, а с другой — личные встречи с близкими для многих стали недоступны, полезно вспомнить почтенную привычку к вдумчивой переписке. Вот и герой ближайшего культурного уик-энда Густав Малер, чью Пятую симфонию исполняют в Зале Чайковского Теодор Курентзис и оркестр musicAeterna, вел оживленную и весьма его характеризующую переписку с женой Альмой, друзьями и коллегами. Артем Макоян, композитор и редактор издательства «Подписные издания», выбрал из нее самое интересное.
«Я в полном здравии добрался и, духом бодр, в отель помчался, где кофий пил я и купался. Депеша эта поэтична, как то лишь в Мюнхене прилично: искусство здесь для всех привычно. Живет здесь в каждом дух афинский, чему я радуюсь по-свински.
Густав».
кому:
Альме Малер
от:
Густава Малера
«Дорогой друг Менгельберг!
Я также бесконечно радуюсь, что снова увижу Вас и Вашу милую жену и всех дорогих друзей. Но с репетициями, о которых Вы мне сообщили, “дело не пойдет”, как скажет венец. Мне обязательно нужно иметь для симфонии три репетиции. Нельзя ли мне как-нибудь поставить одну репетицию уже на вторник? Может быть, даже до полудня, если мне удастся успеть в Антверпене на ночной или ранний утренний поезд. Ведь кроме всего, дорогой друг, Пятая очень и очень трудна. Я прошу на этот раз репетировать по всем правилам, иначе с нами случится нечто страшное. Меня ошикают, если исполнение не будет блестящим. <...> Прилагаю партитуру с бесчисленным количеством поправок, которые, однако, все крайне важны.
Тысяча приветов от Вашего Малера».
телеграмма, Мюнхен, 6 ноября 1906 года
Виллем Менгельберг — голландский дирижер
кому:
Виллему Менгельбергу
от:
Густава Малера
«Уважаемый господин директор, чтобы хоть приблизительно выразить то огромное впечатление, которое произвела на меня Ваша симфония [речь про Пятую симфонию], я должен обратиться к Вам не как музыкант к музыканту, а как человек к человеку. Ибо я видел Вашу душу обнаженной. Она простиралась передо мной, как дикий, таинственный ландшафт с его пугающими безднами и теснинами, с прелестными радостными лужайками и тихими идиллистическими уголками. Я воспринял ее как стихийную бурю с ее ужасами и бедами и с ее просветляющей, успокаивающей радугой. И что мне до того, что Ваша “программа”, которую мне сообщили позже, кажется, мало соответствовала моим ощущениям? Разве важно, плохо или хорошо умею я истолковать чувства, вызванные во мне каким-либо переживанием? Разве должен я правильно понимать, если я пережил, прочувствовал? А Вашу симфонию, по-моему, я прочувствовал. Я чувствовал борьбу за иллюзии, я видел, как противоборствуют друг другу добрые и злые силы, я видел, как человек в мучительном волнении бьется, чтобы достигнуть внутренней гармонии; я ощутил человека, драму, истину, беспощадную истину.
Простите меня: я должен высказаться; у меня нет середины в моих чувствах: либо да,
либо нет!
Преданный Вам Арнольд Шенберг».
кому:
Густаву Малеру
от:
Арнольда Шенберга
Вена, 1906
12 декабря 1904 года
«Но это ужасно! Моя Альмшль, в первый момент я был по-настоящему зол и чуть не дал по голове разносчику. Что ж, теперь, когда я выплеснул свой гнев — я все еще не могу отказаться от надежды. Ничего не бросай — хорошенько пропотей, пей бренди, глотай аспирин — и тогда сможешь оправиться от простуды за два дня, а в понедельник вечером отправишься в путь и во вторник будешь здесь на концерте! Альмшль, пожалуйста — сделай все, что в твоих силах. Будет очень, очень жутко остаться одному на таком — первом — выступлении. Этого будет достаточно, чтобы сорвать похороны. Сегодняшняя репетиция, если уж на то пошло, была более обнадеживающей. Худшее, что в довершение всего я беспокоюсь, не случилось ли с тобой чего-то серьезного. Что еще может тебя останавливать? Напиши в ответ. Я не теряю надежды. Все мысли об этом! Я отвезу это письмо на станцию и отправлю специальной доставкой — ты сможешь получить его завтрашним утром! Твой безмолвный Густ».
кому:
Альме Малер
от:
Густава Малера
«Дорогая Альмшль! Только одно слово! В замешательстве! Вчерашняя открытая репетиция прошла очень хорошо. Публика, затаив дыхание, внимала, хоть и была ошеломлена первыми частями [симфонии]. После Скерцо даже слышалось небольшое шиканье. Адажиетто и Рондо все расставили по местам. Целая толпа съехавшихся музыкантов, дирижеров и проч. Гинрихсен [Генри Гинрихсен — музыкальный издатель] полон энтузиазма и уже забронировал мою Шестую симфонию с рьяным пылом, добавив с юмором: “Только не надо сейчас набивать на мне себе цену” — конечно, я не стану этого делать; он хороший товарищ. Пришли [Бруно] Вальтер и [Арнольд] Берлинер, два верных друга; Вальтер еще вчера, на генеральную репетицию. Берлинер только сегодня утром — он сейчас плачет в своем номере, потому что ты так и не явилась. Я думаю, он пришел только ради тебя. Итак, концерт сегодня вечером. Завтра я тебе телеграфирую, а затем отправлюсь в Амстердам. В следующий раз пиши в Амстердам, Консертгебау — именно такой адрес. Твое отсутствие, Альмши, все портит. Обращает в прах и пепел, можно даже сказать. Ты бы получила от этого удовольствие, свое личное! Поцелуй за меня маленьких ангелочков. И, Боже всемогущий, поправляйся. Твой старый Густль».
кому:
Альме Малер
от:
Густава Малера
Кельн, 14 [?] октября 1904 года
Арнольд Берлинер — немецкий физик, друг Густава Малера
«Моя милая Альмшили!
Итак, первый (на самом деле первый) день позади. Просто ужасно! В спальне — удушливый запах краски, потом — попытки кое-как собрать вместе разорванные клочки моего “Я” (сколько дней пройдет, прежде чем я их соберу?), затем — переговоры с Тойером, купанье, обед, и целый день — чтение переписки Вагнера с Везендонк [Матильда Везендонк — немецкая поэтесса и муза Рихарда Вагнера]. <...> А потом мне захотелось на лоно природы. Но тут разразилась гроза с градом, затянувшаяся до самой ночи, и перевернула все мои намерения. Потом я играл на фортепиано камерную музыку Брамса, к сожалению, иногда совершенно пустую и ремесленную; если бы я не натолкнулся на очаровательный секстет B-dur, то отчаялся бы в Брамсе, как в самом себе в эти дни. Потом я снова читал переписку Вагнера, который в таком соседстве вырастает еще выше над всем земным, словно демон. Иногда заглядываю в “Исповедь” Толстого: страшно грустное варварское самоистязание постановкой фальшивых вопросов, а в результате — безудержное разорение всех богатств, накопленных сердцем и духом. Несколько раз я пытался под проливным дождем прогуляться по улице; хотел выпить в кафе Майерниг кофе, но отставил его в сторону, так как по цвету оно напоминало воду из лужи. Обыватели справа и слева — занятые вязаньем старушенции, отбивающие всякий аппетит, и лысые пожиратели творога — очень скоро заставили меня уйти. Так прошел, наконец, весь день. Я бросился в кровать (воняло клеем) и проспал до половины девятого. Сегодня настроение у меня немного лучше, особенно твоя открытка, милая Альмшерль, внесла свежую струю в мое однообразное существование. <...>
Альмши, не пиши мне: это может тебе повредить! [Альма Малер за несколько дней до написания письма родила вторую дочь]
Ваш Густль».
(Кельн, Dom-Hotel, 19 октября 1904 года) [день премьеры Пятой симфонии]
кому:
Альме Малер
от:
Густава Малера
«<...> Одним словом: тот, кто не обладает гением, должен воздерживаться, а тому, кто им обладает, ни перед чем не следует отступать в страхе. Каждый, кто мудрствует на эту тему, кажется мне похожим на человека, который сделал ребенка и только потом ломает себе голову, действительно ли это — ребенок, с чистыми ли намерениями он зачат и т.д. Но ведь он любил и смог. И баста! А если кто-нибудь не любит и не может, так не будет никакого ребенка! Тоже баста! И каков человек, и как он может, таков получается ребенок. Еще раз баста!
Моя Шестая готова. Думаю, что я смог. Тысячу раз баста!
Сердечный привет. Ваш старый Малер».
кому:
Бруно Вальтеру
от:
Густава Малера
Майерниг, 23 июня 1904 года
Бруно Вальтер — немецкий дирижер, один из ближайших друзей Густава Малера
лето, 1904 год
«Моя Альмеширль! Что ж, продолжаю свой путь — жаль, что не могу сказать, что уже на обратном. Должен добавить, что вынужден был прождать в Варшаве два часа, и в это время с волнением думал о нашем с тобой похожем случае. Угрюмый официант в засаленном “фраке” и грязной сорочке подал мне чай — к моему большому неудовольствию. Я не смог заставить себя взять что-нибудь еще из засиженного мухами буфета (у варшавцев в этом сезоне особый деликатес — трупные мухи). Но я достал свои бумаги и час развлекал себя. Затем я прошелся туда-сюда в поисках нашего старого еврея. Его я не нашел, но в качестве компенсации там оказалось много молодых людей. (Не поддался искушению прихватить одного тебе на память.) Тем не менее свое я получил. Есть что-то очень странное в наблюдении за такими необычными людскими типами. Так и хочется каждого спросить: кто он? чем занимается? чего хочет? на что надеется? Молодых и старых было не отличить друг от друга. Была там группа женщин, которые очень меня заинтересовали. Три поколения — две старые, одна среднего возраста (очень симпатичная). И три щеголя, по размеру похожие на органные трубы; старшую из них сопровождал высокий молодой человек. По виду все были славянами. Они перемещались из одного конца станции в другой, всякий раз останавливаясь, образовывали круг, но так и не сели ни в один поезд. Чего, черт возьми, им было нужно на вокзале? После всего этого — 24-часовое путешествие. Днем я сверил свою Пятую симфонию, а ночью прекрасно спал. Всегда-всегда твой, Густав».
Альфред Роллер — австрийский художник, иллюстратор, театральный декоратор и сценограф
«Мой дорогой друг!
Уже несколько недель я собираюсь написать Вам. Но всегда есть так много внешних и внутренних препятствий, что дальше благих намерений дело не идет; такое состояние — самое жалкое. <...>
Писать письма — уже давно не мое дело. Два человека, которые вдвоем прошли через такую богатую, бурную жизнь и все выдержали, которые рядом друг с другом и благодаря друг другу так много узнали, ничего не смогут достигнуть с помощью такого жалкого суррогата. Единственное, чего я желаю теперь и что хотел бы сохранить впредь, — это чтобы мы время от времени оставляли путевой знак, дабы один из нас мог, по крайней мере, издали узнать, где бродит и живет другой. <...>
Правда, я должен признаться, что вихрь внешних событий и внутренних кризисов не дал мне еще прийти в себя. Здесь [Малер переехал из Вены в Нью-Йорк, приняв руководство оркестром Метрополитен-оперы] у меня то же самое, что и там: каждая минута заполнена, и суток не хватает. <...> Мы с Альмой теперь увлекаемся тем, что каждую неделю меняем планы насчет нашего будущего: Париж, Флоренция, Капри, Швейцария, Шварцвальд (Вы можете продолжить этот список в меру Ваших познаний в географии); и все же я думаю, что в ближайшее время мы обоснуемся где-нибудь близ Вены, где светит солнце и растут красивые виноградные лозы, и больше не будем трогаться с места. Ну вот, это вовсе и не письмо, потому что я, собственно, должен был говорить о совершенно других вещах; но все же это лучшее средство покончить с тем жалким состоянием, в котором я был (и о котором писал вначале). <...>
Ваш старый друг Густав Малер».
кому:
Альме Малер
от:
Густава Малера
кому:
Альфреду Роллеру
от:
Густава Малера
Санкт-Петербург, 24 октября 1907) [на концерте в Санкт-Петербурге Малер в последний раз при жизни продирижировал своей Пятой симфонией]
Нью-Йорк, 6 января 1910 года
«Дорогой мой сэр. В тот вечер в отеле я был не в состоянии выразить, насколько глубоко обязан вам за впечатления, полученные 12 сентября [речь про премьеру Восьмой симфонии, названной “Симфонией тысячи”]. До крайности необходимо проявить хотя бы немного признательности, и именно поэтому я прошу вас принять эту книгу [роман “Королевское высочество”] — мою последнюю — которую отправляю вам с письмом. Это, конечно, слишком скромная награда за то, что я испытал — просто перышко в руке того, кто, как я убедился, воплощает искусство нашего времени в глубочайшей и священнейшей форме. Всего лишь мелочь. Возможно, вас это немного развлечет в час-другой праздного времяпрепровождения. Искренне ваш,
Томас Манн».
«Когда ваш Малер сегодня начал наполнять (но это неточное слово — скорее, начал чувственно трепетать) Собор, я подумала, что это самая прекрасная музыка, которую я когда-либо слышала. Я так рада, что не знала о ней — это была та необыкновенная музыка богов, что плачут».
(Из книги The Leonard Bernstein Letters Найджела Симеоне)
кому:
Густаву Малеру
от:
Томаса Манна
кому:
Леонарду Бернстайну
от:
Жаклин Кеннеди
9 июня 1968 года
Бад-Тельц, сентябрь 1910 года