Ктулху пробудился
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
В издательстве Corpus вышел роман Мишеля Уэльбека «Уничтожить» — семейная сага, политическая сатира и технотриллер в одном флаконе. Цитаты из рекламы женского белья в нем соседствуют с дневниками анархиста Нечаева, а «Матрица» — с Сартром и Конан Дойлем. Все смешалось, впрочем, Эдуард Лукоянов, похоже, нашел отмычку для созданной писателем головоломки. Все дело в «Мифах Ктулху».
«Когда любят жизнь, не читают. Впрочем, и не особенно ходят в кино. Что ни говори, доступ к миру художественного остается за теми, кого немножко тошнит». Таким не слишком оригинальным, но оттого не менее справедливым наблюдением Мишель Уэльбек поделился тридцать два года назад в эссе H. P. Lovecraft: Contre le monde, contre la vie (на русском публиковалось под заглавием «Г. Ф. Лавкрафт: Против человечества, против прогресса»).
Дебютную книгу Уэльбека сейчас вспоминают, как правило, когда хочется сослаться на авторитетный источник, утверждающий, что создатель «Мифов Ктулху» был реакционером, расистом, женоненавистником, симпатизантом Гитлера. Профессиональные исследователи Лавкрафта не раз сообщали, что этот очерк, почему-то заявленный как монография, принес больше вреда, чем пользы. И это неудивительно, ведь Уэльбек, взявшись за работу над книгой об американском ультрафантасте, в итоге написал книгу о себе самом. Она же, обветшалая и многократно опровергнутая, служит ключом к пониманию последнего уэльбековского романа, который, если верить слухам и намекам, грозит стать последним в прямом смысле слова.
Мишель Уэльбек
Anéantir (русские переводчики остановились на варианте «Уничтожить») — вещь структурно сложная, даже переусложненная. Описания снов (к сожалению, быстро утомляющие) здесь сливаются с многослойной реальностью, в которую оказался заброшен правительственный служащий Поль с говорящей фамилией Резон — естественно, из последних сил переживающий кризис среднего возраста. «Реальный» срез романа, в свою очередь, под завязку набит сквозными жанровыми сюжетами: «Уничтожить» — это и семейная сага с выяснениями отношений и внезапными самоубийствами, и политическая сатира, и морально устаревший, но безотказно работающий технотриллер. В последний из этих слоев упакован, вероятно, самый интригующий пласт, мимо которого не пройдет ни один рецензент, решивший щегольнуть перед публикой знанием слова «дипфейк» и заодно поделиться впечатлениями от нового сезона «Черного зеркала».
Постепенно видео перестают быть дипфейками, хакеры оказываются самыми настоящими террористами, массово убивающими людей.
В один прекрасный день пользователи интернета, зайдя по привычке на свои любимые сайты, обнаружили, что вместо привычного контента они забиты фантастическими, но чрезвычайно реалистичными видео. На одном ветер качает траву в поле сразу в трех разных направлениях, на другом мчится железнодорожный состав высотой пятьдесят метров, на третьем, самом завораживающем, гильотина отрезает голову действующему министру экономики Брюно Жюж, который в действительности жив и здоров. Дальше — больше. Постепенно видео перестают быть дипфейками, хакеры оказываются самыми настоящими террористами, массово убивающими людей. Реальность виртуальная перетекает в реальность физическую. Это, само собой, критика массмедиа в постиндустриальную эпоху — а чтобы между автором и читателем не осталось недомолвок, Уэльбек снова и снова напоминает, что любимый фильм главного героя — «Матрица».
Но в этом сюжете интригует не столько технологическая сторона конфликта, многократно изученная со всех сторон профессиональными фантастами, сколько вопрос, который так и останется тайной: кто это делает и зачем? Мы привыкли, что террористам обычно есть что сказать и, собственно, крайние формы насилия ими воспринимаются как возможность выступить с заявлением. В «Уничтожить» неизвестная группировка не сообщает ровно ничего: все содержание их «акций» заключено в самой кровавой видеодокументации — совсем как завещали отцы и матери французского постмодернизма на страницах журнала Tel Quel («Как есть»). Спецслужбам остается только гадать: это левые радикалы? это правые радикалы? это религиозные фундаменталисты? Каждая последующая акция опровергает предыдущие версии: леваки вряд ли стали бы казнить африканских мигрантов, а неонацисты едва ли интересуются уничтожением глобальных торговых связей. В классических традициях моральной паники виновниками объявляются сатанисты — этот вариант всех более-менее устраивает, к тому же сами преступники демонстрируют явную тягу к оккультной символике (как, между прочим, и супруга главного героя).
Хотя Уэльбек вместе со своими персонажами и убеждает читателя в том, что мир решили уничтожить технологически подкованные слуги Хаоса. В действительности мы так и не поймем, кто стоит за атаками. Вполне возможно, спецслужбы увидели знаки там, где их нет, а возможно, все это производные воспаленного воображения Поля Резона, переставшего различать сны и явь. И вообще, все это не имеет никакого значения, поскольку уэльбековские террористы — это на самом деле культисты Лавкрафта, лишенные привычной и потому хотя бы понятной морали, эмоций, очевидной цели. Они — агенты того самого «неописуемого ужаса», к которому неизбежно сводятся шутки про Ктулху, Дагона, Ньярлатотепа и нечестивого султана демонов Азатота.
Они — агенты того самого „неописуемого ужаса“, к которому неизбежно сводятся шутки про Ктулху, Дагона, Ньярлатотепа и нечестивого султана демонов Азатота.
Мишель Уэльбек
Лавкрафт почти никогда не описывает самых грандиозных из своих космических монстров вовсе не потому, что ему не хватает воображения, а ровно наоборот — потому что его фантазия не вмещается в границы человеческого языка. Это знание, которое по природе своей недоступно людям и даже получив которое, передать его невозможно — следовательно, оно не существует. Такова философия радикального (и в то же время стоического) пессимизма, проходящая через все главные произведения Лавкрафта. Автор романа «Уничтожить» с этой философией абсолютно солидарен. Через своего героя он делает малозаметное на общем фоне, но крайне значимое уточнение к своей дебютной вещи, ставшей концентратом всего, что критики Уэльбека долгие годы называют «цинизмом», «реакцией», «нигилизмом»:
«Во всех предыдущих цивилизациях, — продолжал он, — человека уважали, а то и восхищались им и вообще оценивали его в зависимости от того, как он вел себя на протяжении всей своей жизни; даже в буржуазной среде репутация основывалась на доверии и носила временный характер, в дальнейшем ее надо было заслужить всей своей честной жизнью. Более высоко оценивая жизнь ребенка — хотя мы понятия не имеем, что из него получится, вырастет ли он умным или глупым, гением, преступником или святым, — мы отрицаем всякую ценность реальных дел. Наши героические и благородные поступки, все, что нам удалось совершить, наши достижения и труды не имеют уже никакой ценности в глазах мира — и вскоре теряют ее и в наших глазах. Таким образом мы лишаем жизнь всякой мотивации и всякого смысла; именно это, собственно, и называется нигилизмом. Обесценивание прошлого и настоящего ради грядущего, обесценивание реальности в угоду виртуальности, помещенной в туманное будущее, суть симптомы европейского нигилизма».
Итак, заявляет Уэльбек, это не я нигилист, а вы, и это не Лавкрафт реакционер, а те, кто упрекают его за реакционность взглядов. Само это высказывание в отрыве от контекста, конечно, воспринимается как нигилистическое и реакционное. Осознавая это, Уэльбек, и ранее отличавшийся манией к философским построениям, устраивает на страницах «Уничтожить» самую масштабную в его библиографии ревизию «ценностей».
Более высоко оценивая жизнь ребенка — хотя мы понятия не имеем, что из него получится, вырастет ли он умным или глупым, гением, преступником или святым, — мы отрицаем всякую ценность реальных дел.
Теодор Качинский
Андерс Брейвик
Мишель Уэльбек
Пересматривая свои взгляды на окружающую действительность, он обнаруживает, что его не так уж раздражают те, на кого истеблишмент вешает ярлык «экстремистов». Левые радикалы, «экофашисты» и даже салафиты уже не воспринимаются им как воплощенное Зло с большой буквы. Разбирая самые радикальные из известных ему проявлений «экстремизма», Уэльбек обращается, например, к идеям анархопримитивиста Джона Зерзана и недавно покинувшего нас математика Теодора Качинского. И обнаруживает, что их безумие мнимое, а призыв Зерзана вернуться в палеолит продиктован отнюдь не ненавистью к человечеству, наоборот — любовью к людям, когда-то совершившим эволюционную ошибку, пойдя по пути «разума» и «технологий». Но вместе с этим Уэльбек совершает другое открытие: ультраправый норвежский террорист Андерс Брейвик в своем «манифесте» среди прочего цитирует «Индустриальное общество и его будущее» Качинского, находящегося с ним почти на противоположном полюсе политической оси. Более того, напоминает Уэльбек, женское лицо эзотерического гитлеризма Савитри Деви когда-то была математиком Максимиани Портас, а в своих работах она отталкивалась от Бертрана Рассела — физического воплощения идеи рационального либерализма.
Савитри Деви
Не может ли самый крайний экстремизм родиться из своего антонима — умеренности и здравого смысла? Так ли непохожи безумные фанатики и рассудительные буржуа (жена главного героя, если забыли, почитывает журналы об оккультизме)? Возможно, так называемая культура настолько лжива в своих основаниях, что может производить формы нигилизма на любой вкус и цвет, но от этого разнообразия они не будут менее нигилистичны? Прямого ответа на этот вопрос Уэльбек на этот раз предпочитает не давать, ограничиваясь языком эпиграфов. Некоторые главы предваряют цитаты из рекламы нижнего белья — апофеоза всего, что противно писателю в современном мире, где культ секса и молодости слился с культом престижного потребления. Однако один эпиграф резко выделяется на фоне остальных. Взят он у русского нигилиста Сергея Нечаева, автора «Катехизиса революционера»:
Сергей Нечаев
«Революционер... Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение — успех революции».
Не может ли самый крайний экстремизм родиться из своего антонима — умеренности и здравого смысла? Так ли непохожи безумные фанатики и рассудительные буржуа.
Странно, но это высказывание по структуре своей мало отличается от текста из каталога кружевного белья, обволакивающего читателя, а скорее читательницу потоками чрезвычайно абстрактных, но греющих душу понятий. Да и содержательно нечаевская фраза крайне подвижна: попробуйте заменить в ней «революционера» на «консерватора», а «успех революции» на «возрождение традиции» — и у вас будет готовая листовка, которую можно раздавать прохожим 4 ноября или в любой другой день года (если вы Егор Холмогоров).
Главы предваряют цитаты из рекламы нижнего белья — апофеоза всего, что противно писателю в современном мире, где культ секса и молодости слился с культом престижного потребления.
Ответы на все эти мучительные вопросы Поль Резон ищет в мудрых и уже даже ветхих книгах, потребляя и тут же уничтожая Сартра, Рене Жирара, Паскаля, классиков и современников, великих ученых и производителей селф-хелпа. В итоге он находит ту фундаментальнейшую из основ, которая не подлежит уничтожению, и находка эта, вероятно, удивит читателя. Не будет сюжетным спойлером сообщить: на пределе упадка жизненных сил герой романа «Уничтожить» находит душевную опору в книжках о Шерлоке Холмсе.
Сэр Артур Конан Дойл был великим автором, дар которого воплощался в описании позитивной стороны человеческого ума. В его детективах нет и намека на какие-то вселенские смыслы, однако для Уэльбека они обладают куда большей не эстетической, но онтологической ценностью, чем все многомудрые философские тома. В игре ума как последнем доступном человеку развлечении Уэльбек наконец находит покой. Когда-то Говард Филипс Лавкрафт зарядил его силой экстремального пессимизма, которая позволила ему писать, а значит, «оставаться живым», как это назвал однажды молодой Уэльбек. Теперь Артур Конан Дойл позволяет ему преодолеть этот пессимизм, очнуться от морока тотального разочарования, поставить последнюю точку и просто жить — без письма.
Вообще, перед всяким художником рано или поздно встает вопрос: как закончить свой жизненный и одновременно эстетический проект? Одна из беспроигрышных стратегий — объявить, что все созданное тобой ничего стоит и вообще искусство — одна большая и весьма жалкая ошибка. Ее и выбрал Мишель Уэльбек — пожалуй, сжульничав.
Но все равно «Уничтожить» — это прежде всего отличная проза — об экзистенциальном ужасе, о трагедии отсутствия выбора, о смерти, об отверженности и обреченности.
Мишель Уэльбек