Не быть

ФОТО:
ВИКТОР ПУШКИН, ЛАНА ПАВЛОВА, МИХАИЛ ГУТЕРМАН© АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

В московском театре «Около дома Станиславского» премьера — «Гамлет». Театр маленький, «Гамлет» тоже — идет всего-то 1 час 15 минут, но в спектаклях Юрия Погребничко пространство и время обманчивы, на самом деле это большой и очень странный для не привыкшего глаза мир. Олег Зинцов рассказывает, как в нем сориентироваться.

Метавселенная

Ключевое понятие метода Погребничко заявлено в названии его театра — «около». Это не совсем «по мотивам», потому что Погребничко не ставит пьесы в привычном смысле — если спектакль называется «Гамлет», «Винни-Пух» или «Три мушкетера», это не интерпретация хрестоматийного сюжета, а скорее одна из калиток, ведущих в заповедный (вишневый) сад, где герои Шекспира, Дюма или Алана Милна ходят по пересекающимся и расходящимся тропкам, а при встрече могут запросто поменяться местами: так, например, в «Предпоследнем концерте Алисы в Стране чудес» Траляля и Труляля, решивши вздуть друг дружку, оборачиваются Тузенбахом и Соленым, а играющий Алису Алексей Левинский, глядя на Герцогиню, Треску и Валета, привычно констатирует: «Значит, вас три сестры...» — Чехов так или иначе пробирается практически в любой спектакль Погребничко.

«Предпоследний концерт Алисы в Стране чудес»

Новый «Гамлет» тоже располагается «около» — он пристроен к легендарному спектаклю Гордона Крэга, вышедшему в МХТ в 1911 году. Поэтому слово Theatre над сценой написано по-английски, но фирменным мхатовским шрифтом, Полоний и Станиславский — одно лицо, Гамлет — не только персонаж, но и актер Качалов, а в центре композиции сам Гордон Крэг, который, размышляя о шекспировской пьесе, постоянно меняет концепцию. То ему представляется, что есть только Гамлет, а все остальные — лишь плод его фантазии, то, наоборот, что Гамлета вовсе нет, он просто фантом коллективного сознания, да и Шекспира никакого не было. Тут вспоминается, конечно, пьяный доктор Чебутыкин, заявляющий: «Может быть, нам только кажется, что мы существуем, а на самом деле нас нет» — так завсегдатай театра «Около» уже сам достраивает спектакль в воображении.

«Гамлет»

Комический образ Крэга опирается, однако, на историческую реальность — британский режиссер задумывал постановку «Гамлета» как монодраму со свободными ассоциациями, которые возникают при чтении поэтического текста Шекспира, подготовка премьеры шла тяжело, а Станиславский долго не мог вникнуть в замысел. Вот и тут он, как назойливый вельможа Полоний, попусту хлопочет, предлагая вывести на сцену датского дога, чтобы зритель понял, в каком королевстве происходят события. ​​Тем временем приходит призрак — не отца, а сына, и не из спектакля Крэга, а из фильма Козинцева: на фонограмме звучит голос Иннокентия Смоктуновского, читающего «Быть или не быть». Так тени окликают друг друга — они уж знают, что в том смертном сне приснится, и причащают нас небытию.

Бедный театр

Все в спектаклях Погребничко какое-то скудное, обшарпанное и грустное — ржавое железо, шинели, пальто, кирзовые сапоги, телогрейки и шапки-ушанки, как будто персонажи вечно не то на зоне, не то на этапе, и вся эта Страна чудес располагается примерно в районе Магадана. Сам Погребничко говорит, что никакой социальности в спектакли не закладывал, а телогрейки — всего лишь память тела: «Ну, потому, что я в них ходил в молодости. Нравятся мне они, — объяснял он в разговоре с критиком Мариной Давыдовой. — Ведь только до определенного возраста жизнь воздействует на тебя непосредственно. Дальше ты ее уже видишь через кристаллизованную личность. А надо добраться до того времени, когда сущность и личность еще совпадали по возрасту». Слова «сущность» и «личность» Погребничко употребляет в том смысле, какой придавал им знаменитый мистик Георгий Гурджиев: первое — настоящее, то, с чем рождается человек, его духовная основа, второе — наносное, приобретенное в процессе адаптации к социуму и подражания другим. Гурджиева Погребничко ставит в один ряд со Станиславским, около.

То есть «бедный» театр Погребничко не только по виду, но и по сути — тут надо вспомнить еще и автора этого термина, великого польского реформатора сцены Ежи Гротовского, который манифестировал эстетическую «бедность» как сознательный отказ от любого украшательства, всего наносного (декораций, костюмов, грима, света, музыки и т.д.), чтобы сосредоточиться на актере как таковом, его проживании роли (и можно опять же сказать, что эти идеи шли и вслед, и «около» Станиславского). Погребничко тоже добивается от актера совершенно особого состояния, но если Гротовский доводил своих учеников до предельно заряженного, порой экстатического уровня, то в спектаклях «Около» на сцене скорее медитируют — как будто артист еще и наблюдает за собой, проживающим роль. Тут никогда не кричат и вообще не повышают голос, все происходит неспешно, но сосредоточенно, каким бы нелепым ни выглядело действие. Отчего возникают разом и комизм, и абсурд, и специфический уют — состояние «около» в чем-то сродни ностальгии, когда тоскуешь не о том, что было хорошо, а вообще о том, что было, пусть даже это ватники, сапоги и ушанки. Если зритель подключается к этой медитации, он может обнаружить довольно неожиданные эффекты — например, заплакать как будто без всякой причины. То есть спектакли Погребничко работают еще и как практики дзен.

«Гамлет»

Ностальгическое кабаре

«Вчера наступило внезапно, Винни-Пух, или Прощай, Битлз»

В 1960-х студент Юрий Погребничко ездил по колхозам и сельским клубам с концертами. Этот опыт оказался важен и как память тела (например, артисты спали, завернувшись в занавес, чтобы согреться). И как память жанра — эстетика провинциальной самодеятельности, пения соло и хором под гитару и аккордеон стала органичной частью спектаклей-концертов «Русская тоска», за которую «Около» получили престижный приз Fringe First на фестивале в Эдинбурге, «Магадан / Кабаре» (за него Погребничко дали «Золотую маску»), «Перед киносеансом / Три музыканта и моя Марусечка», где имитируется концерт в фойе кинотеатра. А один из самых известных спектаклей Погребничко, до сих пор остающийся в репертуаре, «Вчера наступило внезапно, Винни-Пух, или Прощай, Битлз», построен на хитах ливерпульской четверки. Отголоски этой эстетики есть и в «Гамлете», где занавес висит не перед, а за сценой, то есть действие помещено в изнанку театра, в закулисье — тут можно и выпить на троих, и гитара всегда под рукой: Гамлет — Качалов, одетый в выцветшие лохмотья, регулярно заводит то «Воркута — Ленинград», то «Владимирский централ» — в Дании ведь тоже ветер северный. Да и вчера опять внезапно наступило.