По щелчку

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

60 лет назад, 3 августа 1965 года, вышел в прокат фильм англичанина Джона Шлезингера «Дорогая» — нежная сатира о лондонской фотомодели, ставшей итальянской герцогиней. Ленту считают энциклопедией культуры модов, новых денди 60-х. Но ее ценность много выше. «Дорогая» поймала и зафиксировала тот момент, когда Лондон из мрачноватой столицы империи бедствующих шахтеров превращался в город «Битлз», поп-арта и мини-юбок. Она также зажгла звезду Джули Кристи, о которой Time вскоре скажет: «То, что она хоть раз наденет, тут же входит в моду и влияет на нее больше, чем все платья всех женщин из первой десятки самых элегантно одетых». И наконец, «Дорогая» распознала новый тип личности, которому будет суждено приобрести массовый характер уже в наши дни, в эпоху селфи и TikTok’а. Рассказывает Алексей Васильев.

Фильм черно-белый. Вступительные титры набраны черным, шрифт лаконичный. Идут на фоне статичного кадра — чистой графики из всех оттенков серого: задняя стена складского помещения, к ней приставлена лестница, упирающаяся в затянутое облаками небо. Во всю стену — жухлый от прошедших дождей плакат с голодающими Африки, от надписи сохранились только два слова — «мир» и «помощь». По лестнице взбирается одутловатый невзрачный маляр, мажет клеем лица чернокожих мальчишек и поверх них расправляет новое — роскошной блондинки в бриллиантовом колье и с забранными в кичку волосами на фоне подчеркнуто условного рисунка с анфиладами и колоннами замка: «Моя история — с сегодняшнего дня в “Идеальной женщине”». На звуковой дорожке восторженные литавры поддают жару духовым и струнным, захлебывающимся в слоу-фоксе. Когда музыка и титры закончатся, женщина с рекламы начнет отвечать на вопросы интервьюера.

«Дорогая», 1965

«Дорогая» — тот случай сатиры, которая не только высмеивает свой объект, но и соблазняет им. Ибо какой прок не соблазниться новыми временами, коль скоро они безвозвратно отдавили пятки старым — и сделали это так элегантно и непринужденно. К 1965-му голодающие Африки в процессе деколонизации откололись от империи и формально уже не были ее головной болью. Британии хватало ее и без них. «Шахтеры: надежды не осталось» — гласят заголовки газет. Но в «Дорогой» эти газеты вываливаются из новенького чемодана, который купили по дороге в отель начинающая фотомодель Диана Скотт и известный телеинтервьюер-интеллектуал Роберт Голд, чтобы выдать себя за супружескую пару и получить возможность снять номер на двоих. А чтобы коридорный не понял их трюк, набили чемодан свежими газетами.

Послевоенное десятилетие Англия питалась по продовольственным карточкам. Социальная депрессия породила новый тип театра, который окрестили «драмой кухонных раковин». Его знаковой пьесой была «Оглянись во гневе» Джона Осборна. Вскоре она стала фильмом, повлекшим за собой целую волну — кинематограф «рассерженных молодых людей». Чувство тупика в нем скрадывала, поэтизировала именно черно-белая графика английской городской планировки, регулярных фасадов. В «Дорогой» такие фасады, в окне одного из которых рука жильца привычным жестом опускала форточку, дрогнули, поплыли — словно пленка начала плавиться. Камера отъехала — они оказались отражены в совершенно ином — стеклянном, новеньком, posh, как говорят в Англии, — фасаде многоквартирного дома на Уимпол-стрит. Из этого дома Диана выходила уже с другим кавалером, рекламным агентом, с которым отдыхала теперь уже от Роберта.

«Дорогая», 1965

«Дорогая», 1965

Знакомая история профурсетки, которая по головам все более престижных мужчин дошагала до герцогини? Можно было б и так сказать, когда б не подкупающая искренность и уместность Дианы в каждый момент предлагаемых обстоятельств. Непосредственность простоволосой, в полосатом приталенном костюме поверх майки девчонки, застигнутой врасплох телевизионщиками, когда она с победительной улыбкой решительно вертит головой, настаивая на том, что необходимо упразднить все условности. Девушка с забранным заколкой конским хвостом, в водолазке и юбке-шотландке, меряющая отмель резиновыми сапогами в воскресенье без солнца и дел, скромная до самоуничижения в компании нового знакомого-интеллектуала — точная копия Катрин Денев, только что снявшейся в Лондоне в «Отвращении» и готовой стать женой его главного хроникера, фотографа Дэвида Бейли. Сверкающая блестками накидка на вечернем платье и аккуратный кивок головой, украшенной заплетенным в косы шиньоном, — на благотворительной лотерее, где Диана разыгрывает поездки на Багамы в поддержку фонда все тех же голодающих Африки. Грудь, готовая от волнения вывалиться из платья в стиле ампир, что подчеркнуто надрезанной посередине ножницами линией декольте, — на премьере ее первого фильма. Развязное, как у кабаретной певицы, обнажение собственных чувств, оскорбленных самовлюбленностью ее спутника, которого она, в мужской рубашке с галстуком, заменяющей ей мини-платье и одетой поверх голых ног в носках до колен, сейчас изображает — в затеянной представителями французской богемы экзистенциальной игре с переодеванием в другого участника вечеринки. Достойный Элизабет Тейлор стоп-кадр крупного плана разъяренной, отчаявшейся, всклокоченной женщины, летящей на камеру, словно готовой свернуть ее и разгоняющей гостей криком «Катитесь отсюда!». И совсем иной текст, литературно-уравновешенный: «В Италии есть что-то религиозное, и здесь легче смириться с жизнью», когда, в средневековом наряде принцессы, с ниткой жемчуга в волосах, она, снимающаяся здесь, в палаццо, в рекламе шоколада, беседует с его владельцем и кладет ладонь на перила балюстрады по-хозяйски аристократично, как лев — лапу.

«Дорогая», 1965

«Дорогая», 1965

Таких искренних и уместных, как сказали бы сейчас, проявлений Дианы в фильме десятки, от вселенской опустошенности, выскобленности после аборта до мошеннической прыткости, с какой она чистит прилавки старинного магазина деликатесов Fortnum & Mason’s от улиток и персиков в бренди. Притом что сам фильм выстроен как ответы Дианы на вопросы журналу «Идеальная женщина»: ее первое знакомство с Робертом происходит, когда он останавливает ее для уличного интервью, похороны ее знакомого завершаются ее разговором с корреспондентом Evening Standard. Эпизоды ее свадьбы и начала семейной жизни с герцогом решены как ролик киноновостей — такие киножурналы раньше показывали в кино перед фильмами, как сейчас анонсы, — где она, всегда уместно одетая и накрашенная, всегда в подходящем настроении, с точно выверенными жестами позирует, распоряжаясь на кухне, обедая с детьми, возвращаясь с трофеями с охоты, посещая богадельни.

Чего Диана не умеет — это существовать в выбранном образе. Она может его правдоподобно показать — но не прожить. Она владеет даром позировать как никто — но не знает, как связать позы в человеческую историю. До такой степени, что и сыграть в кино что-то связное она тоже не может. Ее единственная роль в ее единственном фильме, даже названном по имени ее героини — «Жаклин», — обрывается на вступительном титре: бегущая по ночному замку и безумно орущая героиня получает пулю в спину, а сам фильм — расследование ее смерти и поиск убийцы. Получив Роберта в мужья, она не знает, чем себя занять, переставляя на трюмо свои фотографии, а когда кончатся и те, принимая позы и надувая губы перед зеркалом. Соскучившись на отдыхе с фотографом, она тут же найдет источник веселья, позируя для импровизированной фотосессии. Она даже не знает, как себя вести, когда посреди метро Роберт изобличит ее в измене, и превращает и это в сценку, пусть позорную, зато понятно, как ее изобразить: с акцентом простолюдинки-кокни начинает орать на весь эскалатор «Фунт? Я вас развлекала всю ночь, а вы мне за это фунт?! Эй, мистер, вы мне не доплатили!». И даже отчаяние от одинокой, бессобытийной и бессмысленной жизни в замке, куда герцог, вечно пребывающий в разъездах, заполучил ее не как жену, а как элемент декора, в финале скрасит появление репортеров с фотовспышками — как сыграть герцогиню для прессы, ее учить не надо, сейчас она на своем месте.

«Дорогая», 1965

«Дорогая», 1965

В середине 1960-х Англия не избавилась от социальных проблем — но нашла лазейку в легковесности. Все понарошку, как игра с воображаемым мячом в финале знаменитого лондонского фильма тех лет «Фотоувеличение» (1966, режиссер Микеланджело Антониони). Легковесные ритмы и слова ранних «Битлз», легковесная фривольность мини-юбок первой супермодели Джин Шримптон, и легковесные уже не в переносном, а в самом прямом смысле ее страдающие анорексией коллеги Твигги и Верушка. Легковесность новых альянсов — теперь уже не кровь или деньги, а частота щелчков фотозатвора определяют причастность человека к новой британской аристократии — и фотограф Дэвид Бейли в 1965 году выпускает ее фотоантологию, «Коробку постеров», где лорд Сноудон, сам фотографирующий знаменитостей, перемешан с Миком Джаггером и ист-эндскими бандюганами братьями Крей. Кино отходит от повествовательного принципа — фильмы Ричарда Лестера, в том числе те, где играют «Битлз», а также «Сноровка... и Как ее приобрести», взявшая в 1965-м в Канне «Золотую пальмовую ветвь», — это пестрые коллажи из трюков, гэгов, анекдотов, поз.

В «Дорогой» Шлезингер создает плутовской кинороман о новом мире щелчков фотозатворов и разрозненных трюков. Он собирает связное повествование из фрагментов хроники, интервью, фотосессий. Повествование о героине, которой гармонично существование в образе-вспышке, — потому и становится она лицом времени. Она предельно искренна, показывая заботу, радость, любовь. Но она не способна ни на одно из этих состояний во временном континууме. Она не приемлет каждодневных забот и вечной любви. Шлезингер и идеально пришедшаяся к роли 25-летняя Джули Кристи регистрируют рождение нового человека. Одна-единственная жизнь во всей ее тяжести не для него. Одна-единственная жизнь — это приговор: быть кем-то. Этот человек хочет побывать сразу всеми. Он видел много фотографий, фильмов и интервью. Он знает, как играют с детьми и как принимают награды. Он знает жесты, взгляды, владеет стилем. Сегодня мы знаем этого человека очень хорошо, потому что это почти что любой из нас: это человек в кружочке, это стебный, ни к чему не обязывающий пост в телеграме. «Дорогая» видит опасные моменты — когда Диане, брошенной в континуум брака, материнства, работы, даже отдыха на курорте становится нестерпимо скучно, одиноко, до отчаяния. Когда запускается приговор слова «навсегда». По счастью, никогда не проходит слишком много времени, чтобы фотовспышки и микрофоны появились позже, чем опасная бритва или горсть снотворного.

«Дорогая», 1965

«Дорогая», 1965

Мировая премьера «Дорогой» состоялась в Кремлевском Дворце съездов 15 июля 1965 года, в конкурсе Московского международного кинофестиваля, крайне светского и важного в ту, гагаринскую, эпоху киномероприятия. Через 5 дней Кристи был присужден диплом, ставший первой в череде наград, взятых ею за роль Дианы Скотт. Весной 1966 года ей вручили «Оскар». Другой «Оскар» по праву достался художнику по костюмам Джули Харрис, которая в модный тогдашний лук мини-юбок, платьев-безрукавок с горлом от водолазки и высоких сапог инкорпорировала стиль ампир с его высокой талией и высокими прическами (он был ее наваждением уже 7 лет, с тех пор, как Мелина Меркури запретила Харрис поставить дыбом свою грудь в мелодраме из времен Регентства «Цыганка и джентльмен»). И сделала это так удачно, что создала образ наполеоновской камеи с голыми коленками, который последующие пять лет будут особенно активно использовать Барбра Стрейзанд и Элизабет Тейлор.

За «Оскаром» Джули Кристи придет в золотом платье мини на поясе, который сошьет сама. Ее самым долговечным романом окажется связь с Уорреном Битти, известным бабником, с которым через 10 лет после «Дорогой» они создадут еще одну нежную сатиру о мире моды, «Шампунь» (1975), запечатлев восхождение нарциссизма и эскапизма на новую, более высокую стадию. Она всегда будет разборчива в выборе режиссеров — Трюффо, Олтмен, Лестер, Айвори, еще дважды поработает со Шлезингером. Одна из ее картин возьмет «Золотую пальмовую ветвь» («Посредник», 1971), другая будет названа журналом Time Out лучшим британским фильмом всех времен («А теперь не смотри», 1973). А сразу после «Дорогой» она отправится играть в одном из самых кассовых фильмов в истории мирового кино, тоже удостоенном «Оскаров», «Докторе Живаго» — потому и не сможет сама забрать тогда свой московский диплом; ей его привезет Дирк Богард, сыгравший в «Дорогой» Роберта Голда.

Джули Кристи на вручении премии «Оскара», 1966

«Шампунь», 1975

«Доктор Живаго», 1965

На Московском фестивале Кристи объявится уже только в статусе судьи, члена жюри, в 2006-м и, вечно спеша по лестницам кинотеатра «Октябрь», роясь в записях, отвечая на бегу репортерам, снова покажет стопроцентное попадание в образ — на этот раз в образ знатока, закрученного водоворотом киновпечатлений и ответственности. По сути, она так заиграется, что не заметит, как у ней из сумки свистнут кошелек со всеми кредитками и документами. Прекрасно помню тот момент, когда она обнаружила пропажу. На Новый Арбат вышла потерянная старушка, совершенно дезориентированная, кажется, в том, кто она вообще такая. До сих пор считаю, что мне несказанно повезло застигнуть — как, бывает, исследователям морской фауны везет застигнуть глубоководную особь — величайшую из позерш в минуту, к которой она не подготовилась выбрать ни жестов, ни слов.