Стиль в фильме «На последнем дыхании»
Картина, в 1960-м ставшая манифестом французской новой волны, провела черту между старым и новым кино.
Кивок в сторону Голливуда
Мишель Пуакар (Жан-Поль Бельмондо) — молодой, обаятельный и удивительно беззаботный преступник. В Марселе он угоняет американский Oldsmobile, находит в бардачке пистолет, и когда по дороге в Париж его останавливает пара полицейских, случайно убивает одного из них. В столице он ищет Патрисию (Джин Сиберг) — амбициозную американку, с которой познакомился три недели назад и провел ночь в Ницце. Он хочет уговорить ее поехать с ним в Рим. Патрисия бодро говорит на французском, продает на Елисейских Полях американскую газету New York Herald Tribune и готовится поступать в Сорбонну, а еще — пытается понять, влюблена она в Мишеля или нет. «Американскость», которой так или иначе касаются оба героя, для Годара — кивок в сторону Голливуда 1950-х.
Как и большинство режиссеров новой волны — Трюффо, Ромер, Шарболь, — Годар начинал как критик в Cahiers du Cinéma, где отстаивал жанровые голливудские картины, например, вестерны и нуары категории B, как противовес моралистскому высокобюджетному кино. Не случайно Мишель Пуакар выдумывает себе образ, в котором он так похож на героев Хамфри Богарта — звезды голливудских гангстерских фильмов. Он носит пиджаки и галстук в мелкую клетку и так же перебирает сигарету зубами. При этом он куда более легкомысленный, нежели герои Богарта. Он корчит рожи в зеркале, ерничает и ни на секунду не теряет фирменного оптимизма — даже будучи в бегах. Он жестокий и уязвимый одновременно, и вся эта противоречивость отражается в стиле. Он носит шляпу, как это делает прожженный гангстер, но натура берет свое, и шляпа чаще просто небрежно валяется где-то неподалеку.
Возлюбленная героя, Патрисия Франкини, ему под стать. Героиня Джин Сиберг — сплав американской амбициозности и французского шарма, ровно как и она сама, американская актриса, ставшая звездой французского кино. Она носит ультракороткую стрижку пикси, при необходимости ровняет кончики маникюрными ножницами, подводит глаза черным, хотя Мишель и говорит ей, будто она совсем не умеет краситься. А еще, как и положено интеллектуалке, носит под мышкой «Шум и ярость» Фолкнера. Впрочем, это не единственное в образе Франкини, что отражает интеллект.
Полосатый рейс
Одежда, которую носит Патрисия, — классические вещи вне времени: прямые черные брюки, короткие белые шорты, топ и футболка с закатанными рукавами (с принтом New York Herald Tribune), платья и тренч. Все это дополняют лоферы, маленькая белая сумочка и аккуратные золотые часики на правом запястье. А еще обязательно — солнцезащитные очки. Удивительно, но именно американка Патрисия — идеальное воплощение того самого небрежного французского стиля, который прочно закрепился в моде и поп-культуре: с мужскими рубашками, летящими юбками и тельняшками.
«Морской» полоски вообще сравнительно много в гардеробе Патрисии, да и в фильме в целом. В одной из ключевых сцен, когда Франкини находит Мишеля у себя в квартире, на ней полосатый лонгслив в поперечную полоску и юбка до колен в широкую складку. На нем в этот момент — махровый халат в продольную полоску. Будто узор в виде клетки разделили и развели по двум людям — самостоятельным, эгоистичным, но связанным друг с другом. Эти полоски настолько же естественны вместе и по отдельности, насколько герои в своих разговорах и действиях.
В квартире Патрисия несколько раз меняет наряды. Переодевается из юбки в домашние белые шорты, надевает другую майку (тоже в полоску), потом натягивает рубашку Мишеля и, наконец, прямое платье без рукавов. Его она проносит недолго, потому что влюбится в другое, которое увидит в витрине («Ты купишь мне платье Dior?» — спросит она Мишеля, пока тот ведет кабриолет), белое в тонкую полоску с круглым воротничком Питера Пэна и пышной юбкой.
Один из самых стильных кадров «На последнем дыхании» — когда влюбленные целуются на застеленной клетчатым одеялом кровати. Уже полностью одетые и готовые к выходу: он в шляпе, с неизменной сигаретой между пальцами. Оба — как всегда, в солнцезащитных очках.
Как в жизни
В своем первом полном метре Годар сделал нечто беспрецедентное — переместил действие фильма из студийных павильонов на парижские проспекты, площади и закоулки, в крохотные гостиничные номера и квартирки с одним окном. Камера больше не нуждается в дополнительном освещении, а микрофон может записывать живой, не студийный звук.
Но это не все — воздуха и естественности в «На последнем дыхании» Годар добивался и с помощью актерской импровизации. Вместо полноценного сценария у него был блокнот с приблизительным описанием сцен. В одном интервью Бельмондо рассказывал, как утром пил кофе с Сиберг, пока режиссер дописывал сцену. Когда он закончил, они сразу начали снимать. Такой метод дал актерам почти неограниченную свободу самовыражения. Причем не только в репликах, но и в костюмах.
Вполне вероятно, что Бельмондо и Сиберг если и не носили в кадре то, в чем ходят в обычной жизни, то выбирали одежду для персонажей непосредственно с самим Годаром — тем более в титрах художника по костюмам нет. Если и так, с этой задачей актеры справились так же легко, как и с импровизацией в кадре — образ Сиберг, например, навсегда закрепился как иконический не только в истории кино, но и в истории моды. Ей подражают все, кто пытается примерить на себя небрежный стиль парижанки, про нее часто вспоминают дизайнеры — например, Chanel в недавней кутюрной коллекции весна—лето 2021 вдохновлялись образом Сиберг как раз из «На последнем дыхании».
Ровно через 40 лет после премьеры Годара, работая над фильмом «Опасная роль Джин Сиберг», образы экранной Джин (Кристен Стюарт) придумывал уже отдельный художник по костюмам, Майкл Уилкинсон. Стиль актрисы он восстанавливал по фотокарточкам, а еще — как раз по кадрам из «На последнем дыхании». И это еще одно доказательство того, что в случае с этой картиной Годара «как в жизни» равно «как в кино».
