материал создан 22.11.2021, обновлен 30.01.2024

Адриан

Аппи

олаза

Фотограф:
Дарья Свертилова

Арт-директор:
Лиза Колосова

Продюсер
Марина Леонова

Адриану Аппиолазу, бывшему дизайн-директору женской линии ready-to-wear Loewe, давно пророчат место во главе какого-нибудь большого бренда. Наконец, таким брендом для него стал Moschino — дизайнера назначили креативным директором. По такому случаю вспоминаем интервью Насти Сотник с Адрианом — о более чем 20 годах успешной карьеры, его страсти к моде и внушительной коллекции вещей. 

Должность Адриана Аппиолаза в Loewe — далеко не главное, о чем с ним хотелось поговорить, тем более что он «не очень может говорить о работе в Loewe от своего лица». Куда интереснее 20 с лишним лет успешной карьеры и огромная любовь к вещам, без которой (как и без партнера Адриана, Райана Бенесера), не сложился бы один из самых внушительных модных архивов в мире.

Я знаю, что твоя страсть к моде началась с футболки Comme des Garçons — звучит, скорее, как сказочка.

Если честно, все началось даже не с футболки. Впервые я заинтересовался модой лет в 15–16, когда в начале 1990-х мне в руки попали журналы The Face. В одной из съемок я впервые увидел название Comme des Garçons и вещи, которые выходят под этим брендом, — это произвело колоссальное впечатление. В общем, я стал собирать The Face, они всегда стояли у меня на книжной полке. Потом, где-то лет в 17, у меня появилась подруга, чей бойфренд часто путешествовал в Европу. Однажды он привез ей футболку Comme des Garçons — я подержал ее в руках и понял, что одержим. Не то чтобы я погрузился в историю бренда, просто потому что негде было искать информацию, кроме тех журналов. То есть я знал, что где-то там в Европе модные люди носят Gucci, Dolce & Gabbana, Versace, и что в той же Европе эти вещи создают. Я понимал, что там какая-то абсолютно иная эстетика и мода — и осознавал, что однажды было бы хорошо приехать туда и посмотреть, что вообще происходит.

Потом пришло время поступать в университет, и, казалось бы, надо попробовать поступить как раз в Европу, но я побоялся и пошел в Университет Буэнос-Айреса. И вновь не за своей мечтой: почему-то мне казалось странным идти на направление «Мода», и я выбрал архитектуру, которую изучал два года. Меня это не увлекло так, как мода, но зато я хоть немного творчески раскрылся, многое про себя понял. Помню, как пришел в первый день учебы и осознал, что в группе со мной одни девочки — так стало в очередной раз очевидно, что я гей. В общем, все те два года меня не покидало желание в итоге доехать до Европы и посмотреть, что там происходит. Так что, когда я окончил университет в 21, купил билет и улетел в Лондон.

Звучит так, будто ты разом порвал все связи с Аргентиной. 

Я сказал родителям, что уеду на пару месяцев, а впервые навестил их только через три года. Мне было очень весело в Великобритании, и сначала я даже думал, что никогда не вернусь в Аргентину. Это сейчас я понимаю, что нужно периодически возвращаться домой, к родителям — в том числе чтобы понимать, насколько я изменился. Но в Лондоне было очень круто: я работал в барах, в модных магазинах, сразу стал фанатом британской музыки, естественно — чуть ли не панком.

Панком? Не понимаю тогда, почему твой модный архив не начался с Vivienne Westwood?

Вообще, я очень фанател от Моррисси. Есть одна фотография, где он выступает в Comme des Garçons, кажется, в 1980-х. Так что тут все сходится. Но, кстати, Вивьен Вествуд мне тоже очень понравилась именно в первые годы моей жизни в Лондоне. Когда я жил в Аргентине, вообще ничего не знал о ней, а тут, во-первых, обезумел от Sex Pistols, а когда понял, что и Sex Pistols, и бутик SEX, и, собственно, Вивьен Вествуд связаны, то просто влюбился.

С переездом ты резко изменил свою жизнь, но вся твоя дальнейшая карьера в моде выглядит довольно ровно и плавно. Почему так? Не хотелось больше потрясений?

Сперва в Лондоне было весело, но через четыре года пришло время понять, что я вообще тут делаю и как быть дальше. Двадцать пять — как раз тот возраст, когда в целом надо определиться, что ты делаешь со своей жизнью. Я даже думал вернуться обратно в Аргентину, но потом познакомился с Николой Формикетти и Кимом Джонсом. Мы сразу нашли общий язык и стали такой модной лондонской братвой. Никола тогда открывал свой первый магазин в Лондоне, Ким строил карьеру в индустрии. В общем, они производили впечатление людей, понимающих, как устроены все процессы и связи. Так что однажды я просто пришел к ним и сказал: «Привет! Как начать работать в моде?» Оба сказали, что надо идти учиться.

А в Лондоне все дороги ведут в Central Saint Martins?

Именно! У меня были какие-то накопления, так что я подал портфолио на курс моды и вложил все свои деньги в обучение. Год я учился на вводном Fashion Folio Course — это что-то вроде интенсива. Потом я с отличием закончил бакалавриат по направлению «Дизайн одежды». А пока учился, услышал от кого-то, что в Alexander McQueen ищут младшего ассистента дизайнера, и подумал, почему бы не попробовать? Узнал номер студии, позвонил и пришел с портфолио, которое сложилось из работ с вводного курса. Им понравилось, и мне сказали начинать со следующей недели. Я начал и понял, что все не так сложно, как я представлял. Работу в Alexander McQueen я совмещал с учебой, но где-то через полгода стало понятно, что нужно выбрать. Я выбрал учебу, потому что хотел доказать людям из Аргентины, что можно вот так взять и сорваться в Лондон, поступить в Central Saint Martins и успешно закончить его. А еще потому что понял, что другой возможности получить такое образование может не быть.

Не пожалел, что сделал такой выбор? 

Нет, ведь я смог сосредоточиться на учебных проектах и показать успешную выпускную коллекцию. Она была правда классная — по мотивам костюмов аргентинских гаучо, там были платья из джерси. Коллекция понравилась Фиби Файло, и она пригласила меня на работу к себе в Chloé. Через четыре года Фиби ушла, меня позвали в Prada. Все шло по моему плану — дело в том, что, когда ты работаешь дизайнером, по сути, можешь сидеть на одном месте, в одной компании, ну три, максимум, четыре года — потом все превращается в рутину и хочется уже сменить обстановку. В итоге в Prada я проработал три года, и когда понял, что пора уходить, мне как раз предложили работу в Louis Vuitton. Там я пробыл четыре года, а потом меня вновь позвали в Chloé. Дальше — Loewe. Тут я работаю семь лет, и это пока самый долгий период для меня на одном месте. Но это и другой уровень дизайна, здесь я все время развиваюсь.

Ты так просто говоришь о своем опыте — расскажи, а в моменте ты понимал, что вообще-то работаешь с легендарными людьми?

Честно, я только сейчас начинаю это осознавать. Каждый день анализирую, каковы мои достижения сегодня, как выглядит моя карьера со стороны. Иногда мне кажется, что я что-то упустил, — тогда я вспоминаю, с кем довелось поработать, и думаю: «Ладно, все в порядке». Попытаюсь объяснить: для меня любая должность, любое взаимодействие со всеми этими великими дизайнерами было огромной частью жизни, но при этом я как-то не ощущал масштаб, не воспринимал это как что-то грандиозное. Но, по-моему, это здраво, потому что, я считаю, когда ты работаешь в моде, важно не улетать мыслями в облака, а стоять твердо на земле, понимаете?

Иначе мир моды может разрушить тебя.

Да, может. Мода — это большая опасность. Я наслаждаюсь своим увлечением, но я всегда остаюсь на земле. Ты должен быть реалистом, чтобы выжить в этой среде. Мода может быть прекрасной, но в то же время и ужасной, разрушительной. Как в случае с Маккуином, например.

В моде проверенных рецептов нет, кажется, даже для гениев.

Тут дело еще в том, что мода тоже эволюционирует. Поэтому, как только ты думаешь, что наконец-то отработал какой-то прием или алгоритм, он превращается просто в очередной шаг на пути к следующему.

Твоя выпускная коллекция стала лучшей коллекцией женской одежды на курсе. Большой соблазн запустить свой бренд. Почему ты так не сделал? 

На самом деле, когда я закончил Central Saint Martins, у меня была такая мысль, да и вокруг все советовали. Но потом я понял, у меня нет таких амбиций, я хочу продолжать планомерно расти в индустрии моды.

Зато ты реализовал свои амбиции в архиве 20 Age Archive, который вы составили вместе с Райаном Бенесером

Да, в чем-то это так. Еще я увлекся коллекционированием, потому что в какой-то момент обнаружил, что конструирование, работа с материалами — все эти процессы, касающиеся дизайна одежды, превратились в рутину. И захотелось как-то разнообразить повседневность.

Ты рассматриваешь архив как инвестицию или это просто твоя страсть?

Ой, если посчитать, сколько я потратил на все эти вещи, конечно, спокойнее назвать это инвестицией.

Сколько?

Ну ладно, на самом деле не так много. Все думают, что я трачу кучу денег на это все, но в действительности нет. Мы недавно пересчитывали все, и я понял, что большинство редких вещей брал у частных продавцов, которые отдавали их почти даром. Многие вещи я беру на локальных ресейл-площадках, где они обычно тоже дешевле, чем на известных платформах. Я очень много времени провожу в поиске действительно хороших цен. Но это, конечно, работает как инвестиция. Я знаю, что сейчас очень ценится винтаж, поэтому, когда покупаю вещь, считаю это вложением.

Эти вещи для тебя больше про тех, кто их сделал, или про вещь как предмет искусства?

И то, и то. Моя страсть к коллекционированию началась с того, что я фанател от задумок конкретных дизайнеров. Задолго до того, как я профессионально занялся модой, меня заинтересовали именно решения людей — как в случае с Рэи Кавакубо, например. А потом, когда я уже научился дизайну, конструкции и работе с материалами, стал получать вдохновение от вещей самих по себе.

Когда ты понял, что не просто скупаешь красивые вещи, а уже собираешь коллекцию?

Ты просто однажды обнаруживаешь себя в окружении коробок, доверху заполненных одеждой. И понимаешь, что все это просто необходимо привести в порядок. Потом начинаешь систематизировать, раскладывать вещи в хронологическом порядке, по коллекциям, и видишь, что, например, у тебя есть платье-топ Artisanal Мартина Маржелы, и чтобы дополнить подиумный образ, не хватает только джинсов. Потом ищешь их, находишь — и так собираешь коллекцию. Архив серьезно разросся в 2014-м, когда я нашел хорошего продавца на eBay, который часто ездит в Японию и может найти разные редкие вещи Comme des Garçons, например. Но Maison Margiela, например, очень сложно найти до сих пор.

А нет проблемы с тем, что однажды ты понимаешь, что живешь в музее?

Ну, так было всегда, так что нет. У нас дома стоят одетые манекены, это воспринимается просто как часть пространства. Но я ищу шоурум, чтобы все это красиво выставить. Мы хотим, чтобы у всех была возможность наслаждаться этой красотой. Сейчас у нас склад рядом с домом, где все расположено в идеальном хронологическом порядке, но главная задача — пространство, где можно было бы менять экспозицию.

Вообще, звучит как бизнес — так ли это?

Вполне неплохой бизнес, да. Думаю, в ближайшее время дела пойдут еще лучше. Винтаж сейчас — большой тренд, и благодаря устойчивому развитию, и благодаря пандемии. Стремительно вырос интерес к переработке, к вторичному потреблению в моде. Мне это очень нравится, потому что я ненавижу накапливать вещи, которые больше не используются, — они должны непрерывно жить так или иначе. И для меня в работе с архивом в том числе важно видеть, как вещи возрождаются, как люди по-новому их интерпретируют. Поэтому мы, например, часто даем вещи из архива стилистам на съемки. Плюс вещи — это продолжение тех, кто от нас ушел, например, Маккуина: его жизнь продолжается в его наследии. Это так же, как писатель продолжает жить в своей книге, а художник в картине.

Стилисты говорят, что им важно собирать свой личный архив для работы. Тебе как дизайнеру архив помогает в работе?

Да, это позволяет постоянно изучать сразу несколько дисциплин в вещах. Историю моды, дизайн одежды. Это развивает вкус и вдохновляет. Еще когда я учился в школе, меня очень впечатлял Маржела: я ходил по магазинам, чтобы просто посмотреть на одежду. Такие вдохновляющие примеры, как Маржела и Маккуин, точно не научат ничему плохому, а только будут подпитывать тебя.

Кто ты сейчас в мире моды? Дизайнер, коллекционер, предприниматель, инфлюенсер? Как ты сам определяешь свою роль?

Ой, я точно не определяю себя как инфлюенсера — я просто творческий человек, который любит выражать, то, что внутри него. В том числе через картинки в соцсетях. Я просто делюсь тем, что чувствую, — люди любят и ценят это. Плюс у меня есть бизнес в виде архива, но моя основная работа — дизайн.

Подожди, но у тебя 12 тысяч подписчиков в инстаграме — разве это не значит, что ты инфлюенсер?

Ну нет, мне кажется, инфлюенсер должен системно подходить к контенту, постоянно что-то постить. Я так не делаю — я просто выкладываю то, что мне нравится, и кому-то это тоже нравится. Так получилось, что таких людей 10 с лишним тысяч. Но я вдохновляю их, а не влияю на них. Инфлюенсер — это что-то вроде профессии, а мне это не нравится. В прошлом году я пробовал всерьез этим заняться — почаще постить свои луки, следить за активностью, реакцией в комментариях. Но потом понял, что мне это не подходит. Мне нравится фидбэк, но я не хочу считать, сколько раз я кого-то на что-то вдохновил. Все, что я делаю в соцсетях, — естественно и спонтанно.

Я правильно понимаю, что у тебя нет рекламных постов не только из-за этого, но и из-за того, что ты связан контрактом с Loewe?

Нет, это не из-за контракта — если бы это меня правда волновало, мы бы придумали что-нибудь. Просто у меня есть работа, и те немногие часы, что остаются свободными, я трачу на архив, изучение коллекций и поиск новых вещей. Мне не хочется прибавлять себе еще работы.

Ты производишь впечатление довольно свободного человека, который давно все про себя понял. При этом по постам в инстаграме я вижу, что тебе очень важно, как ты выглядишь — не только по части одежды, но и в том, что касается тела. И это уже не совсем про свободу, а про дисциплину. Это вызывает в тебе внутренние споры?

Ой, я много думаю об этом в последнее время. У меня бывают моменты свободы, а бывает, что я сильно ограничиваю себя. Когда я уехал из Аргентины, именно критерий свободы и возможности выбора стал для меня определяющим. Сейчас у меня есть некоторая доля ответственности, жизнь становится более организованной. Я должен следить за своим стилем, здоровьем, расписанием, должен быть более сконцентрированным. Многие думают о свободе как об отсутствии беспокойства о будущем, потому что оно все равно наступит. В этом смысле я свободен — я не думаю о будущем. Но мое настоящее так организовано, что не оставляет пространства для свободы.

У тебя нет ощущения, что мода в последнее время — все меньше пространство свободы и все больше жесткая дисциплина?

Мода — это абсолютно дисциплина. Она предоставляет тебе свободу идти своим путем, отличным от пути других, но в нем ты должен придерживаться дисциплины и никак иначе.

В ньюсрумах бывалые люди советуют никогда не дружить с ньюсмейкерами. С кем ты бы не советовал дружить дизайнерам, если мы говорим об индустрии?

Пять лет назад я бы сказал, что не стоит дружить с корпорациями, потому что они все время будут диктовать тебе, что делать, прикрываясь тем, что просто помогают зарабатывать, но на самом деле хотят сделать деньги на твоем имени. Сейчас бы я так не сказал. Я бы сказал, что по возможности лучше заводить со всеми дружбу, потому что она перерастает в связи, на которых все держится.

Звучит так, будто у тебя есть особая история про это.

У меня много историй. И все они про то, что лучше налаживать хорошие отношения со всеми, кто с тобой работает. Так что я не буду рассказывать ничего конкретного. Могу только вот чем поделиться: в одной дизайн-студии, где я как-то работал, был период, когда мы работали в три раза больше обычного, потому что хотели подать коллекцию на конкурс. Все решения принимались спонтанно, естественно, но в то же время очень быстро. Я работал с очень тяжелыми людьми, вообще без какого-либо позитива. И когда становилось совсем сложно, даже не с кем было поговорить о том, как мне трудно. Но когда я наладил контакт с коллегами — уж не помню, как именно, — все пошло намного лучше.

А ваша модная банда с Николой Формикетти и Кимом Джонсом до сих пор держится?

С Николой мы не так близки сейчас, но если видим друг друга на мероприятиях, всегда здороваемся, интересуемся, как дела. С Кимом мы до сих пор на связи.

Когда у него случился провал с первой коллекцией для Fendi, вы как-то это обсуждали?

Мы не будем это сейчас обсуждать. Если честно, я не очень-то слежу за Fendi. Десять лет назад я знал, что там происходит, досконально, но сейчас не углубляюсь во все коллекции. Я знаю только, что Ким только начал, он нащупывает свое видение, тем более в женской моде, которая абсолютно новое поле для него. Это все еще эксперимент. 

Ты уже купил что-то из Fendace для своего архива?

Пока нет, но, может, в будущем куплю.