успеть

текст: Настя Сотник

за 60 секунд

Jean Paul Gaultier, Zara, Maje, Carolina Herrera. Так мог бы звучать список брендов мечты, с которыми хотел бы поработать любой креативный продакшн, — и так звучит список тех, с кем уже успел поработать 30-летний Виталий Аванесов, которого весь мир знает под псевдонимом th32nd. Сегодня он режиссер и Reels-мейкер, чьи ролики собирают сотни тысяч просмотров; основатель школы съемки и монтажа th32nd sch001, которая за три года существования уже выпустила более 9000 учеников; а также начинающий модный инфлюенсер, который уже обратил на себя внимание международных компаний вроде Diesel и Farfetch. Что было до всего этого? И что будет дальше? Настя Сотник задала эти и другие вопросы ему напрямую.

Виталик, как ты научился снимать?

Я до сих пор не умею этого делать. Но если без кокетства, я сначала научился монтировать, а потом уже снимать. 

И как научился монтировать?

Я переехал из Юрюзани в Челябинск в 16 лет, когда поступил в Южно-Уральский государственный университет. Еще в студенчестве начал делать вечеринки — у нас была целая группа диджеев, такое объединение. Так вот эти вечеринки нужно было как-то продвигать. Мы подсмотрели у лейбла OWSLA, который основал, Skrillex, как они промоутируют свои события. Нас зацепило то, какая у них классная упаковка. Все, от графического дизайна до отчетных роликов с вечеринок. Даже Stories, которые, по сути, сгорают через 24 часа, OWSLA монтировали как отдельные фильмы. И мы решили попробовать так же. Я позвал одних ребят снимать отчетник по нашей вечеринке и показал им как референс один из роликов OWSLA. Они сняли, но не смогли смонтировать так, как мне хотелось, — в итоге я забрал у них материал и смонтировал сам. Мне понравилось, и я продолжил развиваться в этом направлении.

Учеба в университете тебя не так захватывала?

Ну, я изначально пошел учиться, потому что родители настаивали на том, что очень нужно получить высшее образование. Мне было интересно заниматься музыкой (я закончил 8 классов музыкальной школы по классу фортепиано, благодаря чему освоил теорию, потом пробовал себя в диджеинге) — и в итоге выбрал направление «PR и связи с общественностью», так как понимал, что свое творчество нужно будет как-то продвигать. Правда, в универе учили устаревшим приемам из учебников, поэтому я в итоге перевелся на заочку, чтобы хоть как-то доучиться. Зато когда я заселился в общагу, то познакомился с соседом, который писал биты во Fruity Loops (программа для написания музыки. — Прим. The Blueprint). Случайно оказалось, что и в моей комнате на компе тоже установлена эта программа — я подумал, что прикольно было бы попробовать заняться тем же, чем и сосед: засел в этой программе и начал изучать. Меня всегда, кстати, захватывало все новое. Когда у меня только появился компьютер, я потихоньку освоил фотошоп. Обрабатывал фотографии, делал какие-то пестрые вырвиглазные аватарки для «ВКонтакте» путем наложения кучи изображений друг на друга. А от фотошопа и до других программ, считаю, недалеко.

Как думаешь, почему у тебя получается монтировать?

Наверное, я хорошо чувствую ритм. Поэтому и диджеем получалось быть изначально. Плюс у меня был хороший наставник, старший знакомый Женя Клевцов, который давно занимался монтажом в кино. Если мне что-то было непонятно, я у него консультировался. Мы познакомились, когда я однажды работал в сериале.

Что за сериал?

Я уже не вспомню название. Я только-только становился диджеем, пробовал сочинять музыку, пытался писать дабстеп, который тогда был очень модным. Работал в Челябинске в студии звукозаписи — и к нам обратились ребята из сериала с просьбой какой-то голос записать. Я решил бонусом сделать ремикс их саундтрека — и отправил. Им так понравилось, что они позвали работать звукарем на весь проект — в итоге я отвечал за весь постпродакшн звука: делал саунд-дизайн, записывал голос для сцен, которые переозвучивались. Там и познакомился с Женей.

«всегда есть
страх, что мы туда вернемся. Ты едешь в большой город не потому, что он привлекает, а потому, что тебя выталкивает маленький»

«Москва для меня — мир общения с людьми. А мир для развития — это Европа»

Вообще, я пыталась вспомнить, откуда сама изначально тебя знаю — и поняла, что по влогам агентства Setters, которые они когда-то выкладывали на YouTube-канал. Кажется, ты был их оператором. Как это получилось?

Когда-то именно благодаря Setters я переехал из Челябинска в Питер. Однажды приехал туда отдохнуть, и подруга познакомила меня с Алиной Чичиной (соосновательницей агентства Setters и проекта re-feel. — Прим. The Blueprint). Я показал ей портфолио — в нем тогда были промо видео для вечеринок, которые я организовывал в Челябинске, — и Алина сказала: «Ну чего, надо переезжать!». Я вернулся в Челябинск, накопил за полгода на новую камеру (до сих пор удивляюсь, каким образом) и отправился в Питер, где и начал работать с Setters. Поначалу как motion-дизайнер — делал в основном ролики для Stories. Потом стал снимать влоги.

Почему перестал с ними работать?

Потому что моей финальной целью на тот момент была Москва. Но из Челябинска допрыгнуть до Москвы было невозможно из-за очень разных денежных потоков, и поэтому я прыгал с пересадкой в Санкт-Петербурге. В Челябинске я зарабатывал где-то 30–40 тысяч рублей в месяц — зарплата в Setters была больше. Плюс благодаря кейсам для агентства меня узнал рынок, и через год жизни в Питере пришло предложение от одной московской парикмахерской прийти на вакансию с зарплатой 80 000 рублей в месяц. Я подумал: «Ну все, это огромные деньги. Я не могу позволить себе их не принять». И поехал в Москву на заработки. При этом с Setters мы договорились, что я продолжу работать с ними как фрилансер. Правда, постепенно это сотрудничество сошло на нет, потому что у меня стало больше личных проектов и меньше времени оставалось на фриланс.

«до Vogue меня мало кто знал, а после узнали все»

Первые работы, которые ты выкладывал в соцсети, сильно отличаются по стилю от того, что ты делаешь сейчас. Тогда в кадре в основном были полуобнаженные девушки — сейчас акцент, скажем так, не на них. Что повлияло на твой стиль и изменило подход к съемке?

Еще когда я работал в агентстве, коллега мне показал работы видеографа Руслана Пелых, сказав, что мне точно понравится, как он снимает. На тот момент ничего лучше я правда не видел. Меня так впечатлили его проекты, что я стал тупо снимать как он. Причем буквально, с той же цветокоррекцией, даже с той же фактурой — обычно это были полуобнаженные девушки. А потом стал развивать навыки, больше смотреть, что делают зарубежные бренды, глянец. И в итоге нащупал свой стиль, формат, в котором работаю сейчас. Просто потому, что почувствовал, что будущее за этим — за динамикой, лаконичностью — за видео, которые цепляют необычными приемами и продуманными сценами. С учетом появления Reels и с тем, как активно их осваивают бренды по всему миру, получается, не прогадал.

После какой твоей работы посыпались запросы от зарубежных брендов?

Видео для Vogue Россия. Я бы сказал, это пока самый охватный проект. Когда я был в Париже в прошлом году, меня подруга знакомила с разными людьми из индустрии — и почти все говорили, что видели этот ролик. Он реально залетел на весь мир — и дальше понеслось: «Привет, мы Bershka, хотим сделать проект», «Привет, мы Carolina Herrera, хотели бы с вами поработать». И еще куча-куча писем.

Как тебя заметил Vogue?

До Vogue меня заметила Ксюша Смо (стилист и арт-директор, работает с блогером и телеведущей Настей Ивлеевой и певицей Leeloo. — Прим. The Blueprint). Она на меня подписалась после съемки, которую стилизовала моя подруга. А когда я начал экспериментировать с видео и выкладывать результаты, обратила внимание на них. И пригласила поработать с Настей — я снимал ролики для ее TikTok. А дальше все пошло по нарастающей, и в какой-то момент мне написала Оля Гвоздева из Vogue и предложила встретиться на кофе. После Vogue, наверное, важным этапом была Zara. А вообще, знаешь, каждая работа важна. Просто до Vogue меня мало кто знал, а после узнали все.

Какое из тех модных видео, что ты создал, оказалось самым прибыльным?

Думаю, Reels для Jean Paul Gaultier. Это пока самый масштабный проект из всех, что мы снимали, — а чем масштабнее проект, тем больше бюджет и, соответственно, гонорар.

Твой продакшн разросся с того момента?

Наоборот, сжался. Мы с партнером пытались делать большой продакшн, но в итоге разошлись, и каждый пошел своей дорогой. И я понял, что мне легче работать в формате небольшой студии, группой людей из пяти человек, где я когда нужно и сценарист, и режиссер, и монтажер. Также у нас есть продюсер, который в зависимости от проекта подтягивает других необходимых специалистов.

Когда ты в последний раз был в Юрюзани?

Года два назад, может, больше. У меня семья до сих пор там живет, хотя я иногда закидываю им идею куда-нибудь к югу переехать. Но поскольку у семьи вся жизнь прошла в этом маленьком городке и сейчас все друзья и родственники там, им сложно представить, как это — переехать.

Замечаю, что Уральский регион подарил нам много талантов, особенно в сегменте моды. Как думаешь, почему?

Потому что всегда есть страх, что мы туда вернемся. Поэтому и не стоим на месте. Я думаю, кстати, это касается не только тех, кто с Урала, но и вообще всех, кто выбрался из провинциальной России. Ты едешь в большой город не потому, что он привлекает, а потому, что тебя выталкивает маленький.

Почему это страшно — остаться там, откуда ты пришел?

Ну вот представь. Ты живешь в маленьком городе и у тебя есть Instagram, который каждый день тебе показывает людей, которые фоткаются на фоне куч денег, путешествуют по красивым местам, носят красивые вещи. И ты такой смотришь и думаешь: блин, я тоже, наверное, должен что-то делать, чтобы так было. И быть где-то в другом месте, чтобы так жить.

Сейчас ты как раз живешь в другом месте — в Барселоне. Планируешь там осесть?

У меня вообще всегда был план жить на два мира. Штука в том, что я очень люблю Москву и не знаю английский язык, поэтому Москва для меня — мир общения с людьми. А мир для развития — это Европа. Поэтому план зимовать в Барселоне, где я сейчас и нахожусь, а на лето приезжать в Москву.

Не страшно идти в другой мир без английского языка?

Да нет. Даже поначалу было не столько страшно, сколько просто непонятно, как это может происходить. Но когда работаешь со входящими запросами, остается просто наладить коммуникацию — в моем случае через переводчика, — потому что с тобой сразу хотят работать, тебе не надо еще продавать себя, что самое сложное. Меня клиенты зовут сами. Так было всегда, поэтому вопрос стоял не в том, страшно мне или нет, а как нам коммуницировать, чтобы все случилось.

Что ты делаешь вне соцсетей? 

Только работаю. У меня нет никаких интересов, кроме работы. Это и мой дар, и мое проклятие. Если я не монтирую видео, то сижу на Pinterest, в Instagram, что-то смотрю, ресерчу. Или пишу какой-нибудь текст. Либо хожу по магазинам, ищу интересные вещи, чтобы потом снять с ними что-нибудь классное. Да, нет такого, что я постоянно в монтаже, но и нет такого, что я что-то делаю, кроме работы.

На своем курсе ты довольно подробно учишь снимать как ты. Не боишься таким образом наплодить себе конкурентов?

Честно говоря, я раньше правда боялся, что меня догонят. Но прошло уже почти четыре года с момента, как я начал, скажем так, карьеру, и все равно мало у кого получается делать контент на том же уровне. Я реально далеко оторвался. Тут даже дело не в съемочных навыках, а в целом в продвижении, в системе, которая построена за эти годы. Сейчас я больше боюсь того, что люди не научатся снимать как я. Потому что их умения — лицо школы.

Замечаю, что сейчас есть две параллельные школы съемки Reels, если их так можно назвать. Одна, скажем, эстетическая — про принцип «снимайте красивое и уникальное». Другую используют инфобизнесмены, она строится на триггерах вроде кучи денег, на которой сидит блогер, и нацелена на то, чтобы твои рилсы «залетели» в тренды. Как они сосуществуют?

Вообще, оба подхода работают на то, чтобы рилсы «залетали». И оба подразумевают еще много разных подзадач, например, презентация себя, продажа услуг, введение в контекст. Но в сухом остатке цель обоих подходов — виральность. Просто в случае с моими роликами цепляет режиссура, монтажные приемы, простроенный сценарий. В другом — куча денег: такой ролик, как правило, рассказывает о том, как эта куча денег якобы была заработана и как зритель якобы тоже сможет это сделать. Это вполне понятный триггер, который бьет по самым базовым потребностям. И то, и то нужно, чтобы именно на твоем Reels захотелось остановиться и перейти в твой блог. На мой взгляд, ничего не мешает работать с обоими подходами и делать это не пошло. Я вот как раз размышляю над тем, чтобы снять такой ролик. Чтобы просто показать, что даже самый банальный триггер, например, кучу денег, можно использовать красиво и тонко. У меня даже уже есть готовый сценарий. Надеюсь, скоро осуществлю эту задумку.

Когда ты опубликовал первое видео с твоим фирменными переходами в мае 2020-го, чаще всего люди в комментариях писали: где твои миллионы просмотров? Ты сейчас понимаешь, где они были?

Их съедали алгоритмы. У меня тогда была консультация со специалистами из российского TikTok, которые говорили, что алгоритмы устроены так, что нужно постить что угодно, главное, два-три раза в неделю. Я тогда спросил: а что делать таким, как я, кто тратит только на монтаж по три дня? И мне ответили: снимай простой контент вперемешку с тем, который надо так монтировать. И так со всеми платформами — соцсети всеми силами пытаются сделать так, чтобы ты как можно больше времени в них проводил. У меня цели другие и как у пользователя, и как у креатора.

«Сейчас я больше боюсь того, что люди не научатся снимать как я»

Говорят, сейчас, если хочешь набрать много подписчиков в Instagram как можно быстрее, все еще нужно снимать как можно больше Reels. Ты с этим согласен?

Не совсем. Да, нужно снимать много Reels, но делать это качественно. Есть много людей, которые то ли какой-то курс хором прошли, то ли послушали кого-то из инфобизнесменов, — и, руководствуясь той логикой, которую ты озвучила, стали делать из своего блога реалити-шоу, в котором показывают, как идут к своему миллиону подписчиков. И вот они каждый день выкладывают по Reels со сценариями в духе: сегодня я провожу n-ый день в погоне за миллионом подписчиков, и вот какой у меня план. Глобально в этом нет ничего плохого, но есть одна проблема. Отсутствие уникальности. Стратегия «снимайте кучу всего — и что-то из этого залетит» исключает ее. Я за то, чтобы сесть, подумать и придумать сценарий, которого больше ни у кого нет. Делать меньше, но качественно и осознанно. И без риска выгореть.

А можно выгореть, снимая много Reels?

Конечно, это большая работа — заставлять себя снимать, тем более каждый день. Мне вот даже Stories иногда сложно снимать. Особенно когда нужно много рассказывать про школу, например. А тут еще и монтировать надо, и выкладывать. И каждый день видеть, как твой ролик не залетает. Снова и снова. Это эмоционально тяжело.

Тебе тяжело, когда Reels не залетают?

Слушай, сейчас уже все равно, потому что я параллельно много всего делаю. Reels, залетевший на большую аудиторию, — не моя финальная цель. Моя финальная цель — чтобы школа стабильно работала, чтобы продакшн наращивал мощности. Чтобы я развивался как инфлюенсер. Залетевший Reels — это лишь один из способов осуществления этих целей.

Что ты делаешь для того, чтобы быть инфлюенсером?

Если честно, мало чего, потому что на это всегда меньше всего времени. Мы с подругой, Баей Горбуновой, которая как раз, по-моему, идеальный модный инфлюенсер, сейчас много брейнштормим на эту тему — как нам захватить мир моды? Но пока готовых ответов нет. Глобальная стратегия звучит так: нужно просто делать контент в разных форматах и жанрах. Единственный острый вопрос — как быть с англоязычной аудиторией. Точнее, как соединить англоязычную аудиторию с русскоговорящей, потому что мне и та, и другая нужна. А так мне повезло — я не fashion-инфлюенсер в классическом виде, мне не нужно светиться на показах, достаточно просто делать контент. И слава богу — я один раз побывал на неделе моды, посмотрел, что там происходит, и понял, что мне такой ад не интересен.

Почему ад?

Потому что ты почти не спишь, не ешь, переодеваешься все время где придется. Если ты не в А-листе, ты там вообще почти не наслаждаешься происходящим. А только постоянно работаешь на то, чтобы к этому А-листу приблизиться.

Зачем тебе вообще быть модным инфлюенсером? Чтобы зарабатывать больше?

Наверное, отчасти это тщеславие. Но в большей степени желание творить и делать так, чтобы было больше людей, которым это творчество откликнется. А денежный вопрос у меня давно уже закрыт. Нет такого, что я хочу на что-то накопить. Если только на безбедную старость.

Как ты понял, что денежный вопрос закрыт?

Когда понял, что он никогда не может быть закрыт до конца. Все зависит от самоощущения и того, как ты воспринимаешь деньги, будучи в том или ином состоянии. В Москве, например, все время кажется, что денег на что-то не хватает, что нельзя останавливаться — такой вечный культ успеха. Когда я в Барселоне, этого нет. В Москве у меня постоянная тревога, потому что все вокруг что-то делают. У этого какое-то кафе открылось, у этого запуск курса, этот бренд одежды сделал. И ты вроде бы сидишь, работаешь по 10 часов в день, а ощущение, как будто ничего не делаешь. В Барселоне я работаю те же самые 10 часов в день, но у меня все прекрасно, я в своем темпе двигаюсь постепенно, не хватаясь за все сразу.

Твое отношение к деньгам с переездом как-то изменилось?

Весной 2023-го, когда все стали разъезжаться по разным странам и я тоже был где-то не в России (уже не помню где), у меня появились следующие мысли. Вот ты херачил, херачил пять лет без выходных для того, чтобы что-то накопить и куда-то это инвестировать. И вот, оказывается, что в любой момент можно все потерять. Если вложить их во что-то за границей, это могут в итоге забрать, потому что ты из России. Крипта тоже может сгореть. И вот такой вопрос возник: а ради денег ли стоит работать в таком случае?

И что ты решил сделать с деньгами в этот момент?

Потратить их. 

Как же? 

Купил коммерческую недвижимость в Москве — офисное помещение, готовый арендный бизнес.

Сейчас, когда ты живешь почти так же, как те инфлюенсеры, чьи посты в Instagram мотивировали на переезд из Челябинска, тебе все еще страшно туда вернуться?

Нет, потому что я уже слишком далеко уехал. Во всех смыслах.