Птицы высокого полета
ФОТО:
LAUNCHMETRICS SPOTLIGHT, GETTY IMAGES, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
Неделя высокой моды в Париже будет продолжаться еще два дня, но The Blueprint уже готов назвать одну из самых сильных коллекций сезона — Schiaparelli руки Дэниела Роузберри. Окрылило шоу — почти что буквально, ведь его посвятили Фениксу, — и ювелира, автора телеграм-канала Osd Михаила Барышникова. По просьбе редакции Михаил составил исчерпывающий мудборд пернатых в моде — припомнив «Птиц» не только Ли Маккуина, но и Ирины Крутиковой.
Новая коллекция Schiaparelli великолепна, великолепна и еще раз великолепна. В принципе, на этом можно было бы закончить. Но давайте разберемся, почему Роузберри создал одну из лучших кутюрных коллекций в своей творческой жизни. Тема птиц не случайна: Дэниел Роузберри, как человек очень дотошный (он казался первое время разновидностью фотоувеличителя — работал с наследием дома дословно, пропорционально увеличивая детали оттуда вдвое, втрое, в десять раз), как обычно, отправился в архив, где обнаружил фотографию Эльзы Скиапарелли на открытии ресторана Ambassadeurs — в платье, навеянном перформансом Анны Павловой «Умирающий лебедь». Отправная точка ясная, культурные отсылки прекрасные. В пресс-релиз внесено. Что может быть лучше, чем сюрреализм и русский балет? Подозреваю, что в мудборд затесался и снимок Роланда Бианчини для L’Officiel 1978 года, где запечатлено платье работы Сержа Лепажа — после смерти Скиапарелли он возглавил ее дом на недолгие два года. Чулок на голове уверенно выдает цитату из великого визионера, дизайнера, парфюмера и фотографа и кинематографиста Сержа Лютанса, да и другие отсылки к его работам в этой коллекции очевидны. Об этом позже, давайте к птицам.
Schiaparelli Haute Couture, осень-зима 2024
Анна Павлова в балете «Умирающий лебедь»
Серж Лютанс для Shiseido, 1986
Тема фениксов, райских канареек и тревожных ворон в моде избита настолько, что рассматривать коллекции, вышитые результатом геноцида курятников, можно годами. На протяжении всей своей истории человечество использовало птиц в ДПИ. Для моды отправной точкой стали ткани с набивными рисунками, олицетворяющие весну, возрождение и фертильность, которые постепенно мутировали в вышивки, кружево и отделку перьями. Миллионы страусов и павлинов погибли, чтобы нам с вами было нарядно. Если разобраться, из всех животных наша культура красивого наиболее полно сопоставима с птицами, ведь только у них одновременно есть и понимание цвета, и точность пропорций, и даже чувство ритма, их пение — фактически музыка. Красота этой части животного мира универсальна, хоть и создана для их размножения, но мы тоже ее осознаем, павлин красивый не только для самки, но и для нас. Окрас пера и птичьи песни, танцы журавлей нам понятны и близки, а в силу нашей неспособности к полету — практически обожествлены человеческими культурами во всех частях света.
«Клеопатра», 1963
Орнитология в моде существует давно и обильно: в 1910, 1920, 1970, 1980, 2000 и 2010-е.. Маккуин строил на птицах свое повествование из сезона в сезон. Демельмейстер засовывала перья в одежду и волосы, играя на контрасте между безупречной аэродинамической формой пера и намеренно нарушенной геометрией деконструктивизма. Мюглер создавал фантастических существ из перьев и чешуи. И прочее-прочее-прочее. Мне кажется, всем модельерам хотелось превратить свою женщину в того самого журавля в небе. И многим это удавалось. Не фигурально. Модели на подиумах разве что не летали.
Alexander McQueen, осень-зима 2010/11
Alexander McQueen, весна-лето 2008
Alexander McQueen, Voss, весна-лето 2001
Alexander McQueen, осень-зима 2006/07
Alexander McQueen, осень-зима 2009/10
Ann Demeulemeester, осень-зима 2011/12
Thierry Mugler, весна-лето 1997
Ирина Крутикова «Птицы» 1992
У Роузберри перед нами то ли Алконост Васнецова, то ли демонические византийские сирены. Не важно, в божественном происхождении существ на подиуме сомнений нет. Важно, что птицы Schiaparelli переданы не дословно, но воссозданы тонко и намеками — последние два шоу мы наблюдаем настоящую революцию Роузберри как креативного директора. Все эти формы, телепортирующие нас в эру золотого Голливуда: плечи, вырезы, объемы — на самом деле птичьи: сложенные крылья, округлости их тел, покрытых перьями, — все это зашифровано в ткани. Шляпки — не что иное, как парафразы голов райских птиц. Но птицы Роузберри мрачные и торжественные: где-то в интернете сейчас бродит подборка «птицы, которые выглядят так, как будто они имеют за плечами два развода» — вот плюс-минус такие. В этом есть и красота, и ирония. Птицы наследуют ящерам, и даже это есть в коллекции, и тоже сказано не в лоб.
Виктор Васнецов «Алконост»
Юлдус Бахтиозина «Дочь рыбака»
Роберт Глигоров «Горести молодого Вертера»
Valentin Yudashkin, весна-лето 2014
Valentino, осень-зима 2016/17
Valentin Yudashkin Haute Couture 1999
Отдельной радостью стали маски — тонкие вуали, покрывающие лица моделей, тот самый привет Лютансу. Кто-то сказал, что это оммаж Маржеле, но маска у Маржелы — отказ от идентичности в пользу унифицированного ничто, обобщенно-личного «мы». Маска у Лютанса идентичность оберегает и подчеркивает. Это визуализированы те самые границы, о которых принято сейчас орать из каждого угла. И не влюбиться в эту тонкую игру невозможно, ведь наконец Роузберри показывает сюрреализм в развитии. Не так, чтобы его поняли даже задние ряды, не так, чтобы любой реверанс первоисточнику был очевиден. А таким, каким он мог бы стать, не умри это движение вместе с Бретоном в 1966-м. Роузберри гениально перебирает и адаптирует сюрреалистические коды, это наконец та самая работа, которую от него хотелось получить. И да — искать спрятанные им смыслы одно удовольствие.