«Ты получишь кислотой в свое красивое личико»

Дарья Яструбицкая

Ведущую радио «Серебряный Дождь», диджея и инфлюенсера Дарью Яструбицкую долгое время сталкерили — и спустя десять лет после начала преследования она впервые решилась рассказать об этом публично. А заодно напомнить: вопреки стараниям правозащитников и общественных деятелей, сталкинг все еще не криминализирован в России и может превратить в ад жизнь каждого.

то психоэмоциональное и местами физическое насилие продолжалось около шести лет. Мне было 24, когда она написала: «Здравствуйте, я дизайнер и хочу, чтобы про мой бренд все узнали, поможете?». Я честно ответила: «Я не стилист и не редактор, но у меня в этой сфере много друзей, могу поделиться контактами». Мне не показалось странным, что она решила быстро сократить дистанцию и начала искать со мной встречи. Подумала тогда: просто еще раз объясню, что вопрос не совсем по адресу. И я хотела поддержать, чем могла, — не видела в этом никакой проблемы. А после моя жизнь превратилась в ад на земле. И на моем месте мог бы оказаться любой.

Из того же сериала «Олененок» — кстати, у меня тоже было свое прозвище — складывается ощущение, что в подобную ситуацию может попасть только человек сильно травмированный, без четко очерченных личных границ. Сильно неуверенный в себе, жаждущий внимания или признания. К 2014 году я уже триумфально бросила обучение на продюсерском факультете Школы-студии МХАТ, недавно закончила работать в агентстве Lunar Hare, занималась менеджментом нескольких площадок Ping Pong Club Moscow (в обновленном Парке Горького в том числе). Параллельно развивала диджейскую карьеру. Где-то не за горами арт-директорство в модном баре в Столешниковом переулке и собственная программа на «Серебряном Дожде». Я юная и бесстрашная, дружелюбная, успешная. Мне вообще все интересно. Есть ли у меня детские травмы? Наверное, есть, как и у всех. Ощущаю ли я нехватку внимания или потребность в человеке, который будет меня боготворить? Точно нет. А еще в моей жизни тогда не было опыта физического насилия, поэтому я не привыкла относиться к людям с опаской или недоверием.

Вот диссонанс: я выступаю с диджей-сетом, делаю веселый ивент, стою улыбаюсь и со всеми общаюсь, а в это время мой телефон разрывается от звонков, писем и сообщений во всех возможных мессенджерах: «Бойся, ты получишь кислотой в свое красивое личико», «Ты лучший человек на планете», «Я вырежу кишки всей твоей семье», «Ты самая лучшая», «Сегодня ночью ты умрешь». И так по кругу — без конца и начала.

В локальном комьюнити меня считают открытой и жизнерадостной, харизматичной, болтливой и с хорошим чувством юмора. А я тем же временем ощущаю себя абсолютно ничтожной, бессильной и временами очень и очень одинокой, потому, что, рассказывая что-нибудь об этой истории, слышу в ответ: «Вау, то есть у тебя поклонницы есть? Ну могла бы порадоваться вообще-то. Не ко всем проявляют такое внимание». Хочется сейчас поблагодарить всех близких друзей, которые приходили на помощь и помогали разбираться с последствиями происходящего. Однажды она проникла в подъезд моего дома — просто позвонила в случайную квартиру и представилась курьером, консьерж к тому моменту уже ушел, — и баллончиком разрисовала мою дверь и велосипед, припаркованный на этаже. Огромными буквами написала на полу и стенах мою фамилию и всякие разные гадости. На следующий день старшая по подъезду сказала: «Я все понимаю, но вы как-нибудь разберитесь с этим самостоятельно, нам такого не надо — тут дом образцового содержания». Друзья все убрали. Очень ценно, что поддержка тогда была. Но при этом она подпитывала мое чувство беспомощности. Хотелось быть самостоятельной во всем: уезжать с работы на велосипеде и слушать по пути какой-нибудь новый альбом, а не возвращаться домой с сопровождающим. Это ведь неловко и стыдно — рассказывать, что тебя преследуют. 10 лет назад мало кто слышал про сталкинг. Приходилось осторожно подходить к охранникам в разных заведениях и говорить: «Вон там девушка, она мне угрожает». На что они пожимали плечами: «Она же никого не трогает». Не знаю, как, но моя сталкерша умела вливаться в тусовку и проходила даже на закрытые рабочие мероприятия и вечеринки.

Она избила меня в подъезде, прямо возле моей квартиры. Услышала звонок, подумала, что курьер, а захлопнуть дверь она мне уже не дала. Буквально вытащила меня на лестничную площадку. Соседи возмущались, почему мы устраиваем разборки у всех на виду. А в отделении полиции спрашивали, чего я хочу, если особых следов избиения нет. Система так работает: будет торчать топор из затылка — тогда и приходите.

Я осознанно решила настроить себя тогда так, чтобы это не сильно ударило по моей собственной психике. Решила: все, что со мной происходит, не должно влиять на мой образ жизни. Я не хотела позволять чужому человеку иметь надо мной столько власти. За все эти годы я ни разу не меняла квартиру или номер телефона. И я благодарна себе за то, что просто не съехала с катушек, сохранила личностную целостность, свою идентичность и не развалилась из жалости по отношению к себе.

Некоторые до сих пор подшучивают над тем, что я выкладываю фотографии спустя какое-то время. А у меня это вошло в привычку именно тогда: чтобы было непонятно, где я нахожусь. Перед началом пандемии я поехала с друзьями на Шри-Ланку, и пришлось тогда попросить всех не выкладывать ничего из поездки. Но одна подружка все-таки выложила локацию нашего отеля. Буквально через пару дней я вышла из своего маленького симпатичного домика посреди джунглей, села на велосипед и поехала в серф-школу. На подъезде к которой увидела пугающий силуэт, который невозможно было перепутать. Она прилетела за шесть тысяч километров. Местные «решалы» были готовы предложить мне устранить эту «проблему» раз и навсегда. «Ты прекрасный человек, мы тебя уважаем и ценим, всего лишь $500 — и она исчезнет. Океан ведь большой, никто не узнает». Но, очевидно для себя, я пришла в этот мир не для того, чтобы совершать подобного рода поступки. Не хотелось никому ломать ноги или другие конечности, не хотелось никого отправлять в психиатрическую клинику и не хотелось никому платить $500 за что-то подобное.

Я обращалась в полицию несколько раз, и только однажды меня хотя бы попытались приободрить: «Девушка, вы не переживайте, мы такие случаи знаем, вряд ли с вами что-то произойдет». Ну да, она в магазине запустила мне в голову литровую стеклянную банку с соленьями, которую чудом перехватил мой друг. Ну да, она бегала за мной по дому, где жила моя мама, у которой я решила переночевать. Я помню, как за два дня до Нового года сидела в какой-то пафосной кофейне на Патриарших прудах и горько плакала, потому что высокопоставленный дядька из ОВД Хамовники говорил мне до этого по телефону: «Дашенька, вы приходили пару дней назад, мы ваше заявление изучили. То есть вас просто преследует девушка? А она лесбиянка? А вы? Знаете, это все латентное. Понимаете значение этого слова?».

Будто всем казалось, что женщина не может представлять особой опасности. Но надо понимать, что на ее фоне я при своем росте метр восемьдесят и неплохом спортивном телосложении выглядела хрупкой: она гораздо выше и крупнее меня. Моя сталкерша «пережила» троих моих бывших парней, и один из них однажды с трудом оттащил ее от меня.

Это прекратилось само собой. Где-то через полгода после того, как я пошла на терапию, и я, конечно, бывает, жалею, что не сделала этого раньше. Мне очень помогли «Насилию.нет» — подсказали нужного специалиста. Терапия не положила конец сталкингу, не вернула меня к прежней жизни, но научила меня лучше справляться с тревожностью и страхом. Я устала постоянно бояться — это съедало добрую половину моего ресурса, а я ведь продолжала работать, жить и вкладываться в дружбу и отношения.

Я сама нашла людей, которых она преследовала. Познакомилась с ними и в какой-то момент действительно пробовала проанализировать, что я сделала не так и почему позволила этому так затянуться. Возможно, стоило назвать ее сталкером при других людях, как это сделал герой «Олененка». Все абьюзеры, как известно, боятся быть публично уличенными в насилии. Возможно, стоило попросить кого-нибудь позвонить ей и провести «профилактическую беседу». Но ты не можешь просчитать, какая реакция последует за этим. Путешествовать по вселенной подсознания нездорового, крайне одинокого человека можно бесконечно — и это бесполезно, потому что его поведение лишено всякой логики. Для него это похоже на игру: «Посмотрим, как ты отреагируешь на эту выходку».

Я не знаю, где она сейчас. Возможно, все еще живет в Москве. Я до сих пор иногда просыпаюсь посреди ночи и проверяю, закрыта ли дверь в квартиру. Я не могу спать с открытым балконом. Снимаю наушники, когда выхожу из такси. Иногда вздрагиваю от резких звуков и тревожусь, когда курьер привозит посылку без предупреждения. У меня нет уверенности в том, что это дерьмо не повторится. Я никогда не рассказывала про свой опыт публично. Но после трех лет более-менее спокойной жизни я почувствовала себя достаточно стабилизированно для того, что его осмыслить и прокомментировать это. Я не знаю проверенного тьюториала о том, как гарантированно избежать сталкинга — и как его прекратить. Проблема ближе, чем многим кажется: это может происходить в ЦАО, в Филях и в Бутово, с комиком, редактором известного медиа и коллегой с работы. И каждому из них в этой страшной ситуации точно пригодится поддержка, как она пригодилась мне.

э

Дарья Яструбицкая  • есть тема

Дарья Яструбицкая  • есть тема