Восходящее

солнце

В

о

с

х

о

д

я

щ

е

е

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

Сегодня в восьми городах России стартовал восьмой фестиваль фильмов об искусстве The Art Film Festival. Он продлится до 2 ноября и представит картины о труппах кабаре, нигерийских танцорах и китайских легендах. Среди прочих покажут фильм «Пионеры японского авангарда» — про фотографов, художников и хореографов, реформировавших послевоенное японское искусство. Вдохновившись снимками японских байкеров и плакатами к экспериментальным театральным постановкам, Иван Чекалов написал пять портретов культурных героев той эпохи.

Кадры из «Пионеров японского авангарда»

( 1 )

Дайдо Морияма

«Война закончилась, когда я был в первом классе. С тех пор Японию занимали оккупационные войска. В нашей повседневной жизни было очень много американцев»,

— с этих слов японский фотограф Дайдо Морияма начинает свой рассказ. Сегодня Дайдо — это легенда японской фотографии, выставляющийся в Нью-Йоркском музее современного искусства и Tate Modern. Несмотря на почтенный возраст (87 лет!) Морияма продолжает работать, в прошлом году, например, снял обложку для альбома Канье Bully. Тогда же, в сороковых годах, он был мальчиком из семьи офисного работника и домохозяйки, рано увлекшимся фотографией. В 1961-м 23-летний Дайдо переезжает из Осаки, где работал в местной фотостудии, в Токио и устраивается ассистентом к Эйко Хосое, фотографу, автору знаковых фотографий кумира японской молодежи Юкио Мисимы. Три года Морияма работает на мастера и только после начинает самостоятельную карьеру: «Впервые я стал делать уличные снимки около базы военно-морского флота США в Йокосуке. Все началось там. Тогда я еще не повзрослел, так что это было очень искреннее чувство восхищения и интереса».

Обложка для альбома Канье Bully

Фотожурнал Provoke

Шестидесятые в Японии — время студенческих протестов, политической нестабильности, американизации общества и сексуальной раскрепощенности; все это Дайдо запечатлевал в своих фотокнигах. В них — и трех номерах культового фотожурнала Provoke, в чьем манифесте было сказано: «Изображения сами по себе не являются идеями». Увлечение американской культурой сочеталось у Дайдо с пристальным вниманием к повседневности, а также рефлексией по поводу фотографии как таковой. Вдохновившись трудами Джека Керуака, Морияма создал книгу «К охотнику» (1972), снятую преимущественно «на дороге»: размытые образы байкеров, ремонтных работ, придорожных забегаловок. «Я думаю, сущность фотографии — в концепте копирования, повторения», — говорит Дайдо и собирает альбом «Прощай, фотография» (1972), размышление о медиуме, его деконструкция. Книга состоит из негативов и испорченных — с засветами, оборванными краями — снимков. «Уорхол копирует фотографии различных сцен и производит из них свои работы. Это видение очень близко к тому, что, я думаю, и есть фотография».

Работы Дайдо Морияма в книге «К охотнику», 1972

«Прощай, фотография», 1972

Работы Дайдо Морияма в книге «Прощай, фотография», 1972

( 2 )

Нобуёси Араки

Отметивший в этом мае 85-летие скандально известный фотограф Нобуёси Араки далеко не всегда делал эротические, на грани с порнографией снимки женского тела. Начинал он с серии «Саттин», изображавшей японских младшеклассиков начала — середины 1960-х, — дети кривлялись, целились в объектив из рогатки, играли друг с другом. А затем, параллельно с работой в рекламном агентстве «Дэнцу», фотографировал свою жену — нежная серия, созданная во время их медового месяца, получила название «Сентиментальное путешествие». Тем не менее «Я — фотодьявол!» — иронично заявляет Араки в интервью. Так его называют на родине, где выставки Нобуёси регулярно запрещали. Прославили фотографа нарушающие всякие представления о приличии изображения мастурбирующих девушек и связанных предоргазмических тел. Искусство кинбаку, или шибари (ритуал связывания тела, имеющий эстетическую и эротическую подоплеку), во многом популяризированное на Западе благодаря работам Араки, имеет долгую традицию в японской культуре — от буддистского «бесконечного узла» до веревки, которой самураи привязывали мечи.

Развороты из «Саттина»

Развороты из «Сентиментального путешествия»

«Я не думаю о том, что хочу запечатлеть.
Я позволяю камере направлять мое чувство. Даже в фотографии нужен шум».

Под шумом Нобуёси подразумевает правду жизни — энергию чувства, необремененного общественными табу. В противовес вычищенному изображению повседневности фотограф предлагает страсть, спонтанность — каковая может найтись как в лиричных снимках любимой жены или татуировках японской мафии, так и в узорах цветов, напоминающих половые органы. Витальность секса тесно связана с танатосом, смертью: «Я намеренно отправляюсь в загробный мир, чтобы сделать свои фотографии», — утверждает Араки. Последнее можно воспринимать и буквально — когда в 1990 году после продолжительной болезни умерла жена фотографа, он выпустил посвященную ее уходу серию: вот Ёко мучается в больнице, вот умиротворенно смотрит на зрителя из гроба. По мнению Нобуёси, «камера — это зеркало, отражающее вас самих»; вас — и вашу историю.

«Сентиментальное путешествие»

Фотографии 
Нобуёси Араки
←

( 3 )

Тацуми Хидзиката

В послевоенной Японии наравне с прочими искусствами — фотографией, живописью, литературой — пышным цветом расцветает авангардный стиль танца буто. Его родоначальник, хореограф Тацуми Хидзиката, срежиссировал первую соответствующую постановку еще в 1959 году по роману Мисимы «Запретные цвета». Вдохновленный немецким экспрессионизмом наравне с живописью Фрэнсиса Бэкона, поэзией дадаистов и древних театрально-танцевальных японских искусств — кабуки, кагура, но, — буто представляет из себя танцевальный «открытый код», в котором обретение телесности оказывается важнее регламентированных норм. Как выразился сам Хидзиката, «этот танец нельзя выучить путем упражнений. Его движения тело с годами усваивает непроизвольно».

Кадзуо Оно, 1988

Кадзуо Оно, 1996

Впрочем, опорные точки этого духовно-мистического танца обнаружить все-таки можно. Например, ранние исполнители буто практически всегда брились налысо и наносили на лицо белый грим. Кроме того, танцоры часто выходили — и продолжают выходить до сих пор — на сцену полуобнаженными (в набедренных повязках и юбках, но иногда и без них), давая волю сексуальности. Болезненная, крючковатая, словно сошедшая с японских средневековых гравюр, она обязана своим появлением еще одному «отцу-основателю» буто, танцовщику Кадзуо Оно. Будучи старше Хидзикаты на 20 лет, он продолжал выступать до глубокой старости (Оно умер в 2010-м, ему было 103 года), фиксируя изменения ветшающего тела. Как говорил Тацуми, танец отстраняет человека от общества, экспрессия нужна, чтобы через отказ от социальных норм обрести себя. «Буто — это плоти к плоти: эротизм и насилие, жизнь и смерть», — заключает хранитель архива Тацуми Худзикаты Морисита Такаси.

( 4 )

Таданори   Екоо

Под влиянием западных мастеров в стремительно урбанизирующейся Японии 1960-х развивается искусство плаката — не стесняющееся ярких визуальных образов и контрастных цветов, прямо манифестирующее эклектичность собственных влияний. Виднейший его представитель, Таданори Ёкоо, прославился благодаря афишам к экспериментальным постановкам Тацуми Хидзикаты — новому танцу требовался свежий пиар.

Афиша Таданори Ёкоо к постановке Тацуми Хидзикаты
→

«В сюрреализме существует термин dépaysement — нечто неожиданное и загадочное скрепляет никак не связанные между собою вещи»,

— рассказывает Таданори. То же самое можно сказать про его искусство: гигантская девушка рассекает на мотоцикле хайвей, оставляя позади крошечных офисных работников, кислотные бомбардировщики-жар-птицы заливают зеленой жижей идиллический сельский пейзаж…

Обложки книг Юкио Мисимы
↓

The Aesthetics of End, 1966

Fortuna! Triangle, Square, Circle......, 1988

The Aesthetics of End, 1966

Вращаясь в авангардном кругу Хидзикаты, Таданори начал сотрудничать с Юкио Мисимой, оформляя обложки его новых книг, а позднее и с западными иконами — в диапазоне от Майлза Дэвиса до The Beatles. «Я чувствовал руку судьбы, ведь не планировал общаться с этими людьми, тем более работать с ними». Одновременно яркие образы Таданори комментировали исторические реалии Японии того времени — на одном из плакатов изображена обнаженная девушка в шлеме, отсылающем к студенческим протестам. В 1981 году Ёкоо увидел в Нью-Йорке ретроспективу Пикассо и решил бросить графический дизайн ради живописи. «Я черпаю вдохновение в реальной жизни», — утверждает художник. Ничуть не менее экспрессивные, чем плакаты, его картины запечатлевают меняющуюся повседневность: развитие технологий, политика и мода мешаются в его творчестве, формально вдохновленном Нико Пиросмани и Сальвадором Дали.

The Beatles, 1972

Spark, 2015
←

Miles Davis, Agharta, 1976

( 5 )

Кэйити Танаами

Кэйити Танаами, Uncrossable Upswept Bridge, Art Basel Hong Kong, 2025
→

Будущий первый арт-директор японского Playboy, знакомый Энди Уорхола и завсегдатай ведущих музеев мира (МоМА, Национальная портретная галерея в Вашингтоне, Дрезденский музей современного искусства), Кэйити Танаами начал рисовать, как и многие другие художники его поколения, под впечатлением от войны. Тот же Таданори Ёкоо рассказывал, как бомбардировка застала его за линейкой на школьном дворе. В девять лет Танаами стал свидетелем бомбардировки Токио:

«Я был еще ребенком, но, когда американские самолеты B-29 начали бомбить Японию, я понял, что происходит что-то очень серьезное».

По ночам он прятался в бункерах, а затем видел на улицах бессчетное количество мертвых тел.

Работа Кэйити Танаами на Art Basel Hong Kong, 2025

Кэйити описывает момент из своей эвакуации в Ниигату:

«Все было выжжено дотла. Красная почва обнажилась. Поскольку здания исчезли, горизонт стал прямой линией, а над ним простиралось безоблачное голубое небо».

Затем была бомбардировка Хиросимы и Нагасаки — и контрастные цвета войны закрепились в его живописи. Увлекаясь в 1960-х всем и сразу, художник отдал дань и манге, и гремевшему в Америке поп-арту, и даже только-только зарождавшемуся видео-арту. Везде он говорил о современности — хиппи, Вудстоке, убийствах Мартина Лютера Кинга и Джона Кеннеди — и одновременно анализировал травму войны, подчеркивая беззащитность своих моделей. И сексуальность тоже, конечно. Причем эротизм Танаами просвечивает не только в человеческих фигурах — фантасмагорические черепа, вырвиглазные желтые сигареты, зеленые самолеты... Да, по Танаами, «здания, еда, жилые пространства тоже могут быть эротичными».

Коллажи Memories Tell Lies, 2023