Автофикшн: «Детство» Тове Дитлевсен
(и не только)
В регулярной рубрике The Blueprint и Bookmate мы каждую неделю рассказываем о новых, интересных и важных книгах, которые гарантированно вас порадуют. На этот раз Лиза Биргер погрузилась в жанр автофикшн — образец сверхновой искренности в литературе — и выбрала его лучшие образцы.
Автофикшн — волшебная формула романа XXI века. Когда все техники исчерпаны и кругом пост-пост и мета-мета, не остается другого способа, кроме как перестать изобретать литературу и откровенно рассказывать о себе. Тем более что попытка честно изобразить свое собственное «я» неизменно ставит нас перед необходимостью изобрести литературу заново: какой мы выберем язык, какие найдем слова, что сделаем главным, о чем, наоборот, умолчим, найдем ли мы себя в краткости, или, наоборот, в многословности, в фигурах умолчания, догадайтесь, мол, сами, или в стремлении распахнуть и вытряхнуть самые пыльные шкафы памяти. Сегодня автофикшн — один из самых популярных жанров, спасительная соломинка от литературной избыточности, и даже у нас в России есть издательство, которое почти целиком посвятило себя автофикшн-текстам (No Kidding Press), и даже мастерская автофикшн для начинающих писателей, которую ведут Арина Бойко и Наталья Калинникова. Однако при всей актуальности приема книги, в которых авторы предельно откровенно рассказывают о себе, встречались в литературе и раньше. Вот лишь несколько особенно значимых.
Тове Дитлевсен — одна из самых известных датских поэтесс ХХ века, пусть русскому читателю и почти не знакомая. Свой первый сборник стихов она опубликовала в 1939-м, когда ей только исполнился 21 год, затем писала романы о нелегкой жизни в копенгагенских кварталах ее детства, а в 1947 году выпустила сборник стихов «Блуждающие огни». В итоге именно стихи до сих пор изучают на уроках датские школьники. Но никак не меньше для литературы ХХ века значат откровенные рассказы Дитлевсен о женском опыте и женской судьбе и не менее откровенные хроники ее собственного безумия.
Темы эти, впрочем, вполне переплетаются в ее судьбе. Дитлевсен четыре раза была замужем, и счастливыми эти браки не назовешь: так, третий муж, врач, подсадил ее на опиаты и несколько лет держал в заточении, с четвертым, главным редактором датского таблоида, она прожила 22 года созависимых отношений — алкоголь, его постоянные измены, психиатрическая клиника, когда мужу требовалось временно избавиться от жены. До того как покончить с собой в 1976 году, наглотавшись таблеток, она успела написать несколько кратких и безжалостных автобиографических книг: «Лица» о своей психической болезни, «Замужем» о первых трех замужествах. И так называемую копенгагенскую трилогию: «Детство» (1967), «Юношество» (1967) и «Взрослые» (1969) — роман взросления в трех очень коротких книгах. Пока на русский впервые переведено «Детство» (первый английский перевод вышел в 2019 году) — последуют и другие. Это маленькая книжка, которая в самом деле оставляет большой след.
Начать с того, что и детство Тове Дитлевсен не было счастливым. Она родилась в обычной рабочей семье, где отец, социалист и кочегар, повлиял на ее воспитание всего несколькими словами или книгами, а мать, бывшая горничная, очевидно страдавшая от душевной болезни, воспитывала двоих детей в атмосфере токсичной нелюбви: тумаками и равнодушием. Тове была ребенком, как будто попавшим в чужую семью по странной ошибке: ее ранило безразличие матери, возмущали грубые манеры ее семейства, их просторечие и уличные словечки. В рабочем квартале Копенгагена она росла, окруженная ворами и проститутками, изучая жизнь и характер матери, «хотя она и остается загадочной и настораживающей», мечтая хотя бы близко почувствовать «выражение неземного счастья», о котором она узнала из книг.
«Большинство взрослых считает, что у них было счастливое детство, и, может быть, даже сами в это верят, но только не я», — пишет Тове, и тем не менее ее книгу совсем не получается читать как историю личного несчастья. Стоит только слову попасть на бумагу, как все ужасное становится прекрасным. Ругая детство, «которое никогда не бывает впору», «длинное и тесное, как гроб», от которого страшно воняет копотью и углем, писательница как будто нащупывает его метафизическое измерение, его страшный и высший смысл. И смысл этот оказывается в самой поэзии, которая рождается ровно на столкновении красоты и ужаса.
Мечтая однажды записать слова, что ее пронизывают, рассказчица стремится к пониманию, которое доступно только поэтам. «Я всегда мечтаю встретить необыкновенного человека, который меня услышит и поймет. Я знаю из книг, что такие люди есть», — воображает она. Через записанное слово весть о твоем горе и одиночестве достигает сотен тысяч ушей, и после этого ты уже не можешь быть одинокой. Чудо, которое происходит у нас на глазах в этой поэтической прозе (отлично переведенной Анной Рахманько), — это заговор от одиночества и несчастья. Кажется, для этого люди и обнажают душу, и постят фоточки в инстаграме, и посылают в пространства весть о живых себе. Прочитавший как будто протягивает тебе руку, и ты больше никогда не будешь одинока.
Еще три важные книги в жанре автофикшн
Самый знаменитый автофикшн текущего столетия — цикл из шести книг с провокационным названием «Моя борьба», в которых норвежский писатель предельно откровенно рассказывает вообще обо всем. На русский пока переведены только первые две, в том числе «Прощание».
Лауреат премии «НОС» и, пожалуй, один из главных русских текстов последних лет — записки нью-йоркского врача о клиниках, коллегах и пациентах. Ясный рассказ, в котором вдруг обнаруживается даже не поиск смысла жизни, а сам этот высший смысл.
Для поэтессы Мэгги Нельсон итогом трехлетнего переживания грусти стали 240 коротких наблюдений о синем цвете. Это словно готовый проложенный путь для читателя через одиночество и боль других к выходу из одиночества и боли.
