«говорить за всех, у кого нет этой возможности»
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
В российский прокат выходит фильм «Объясни мне, любовь» Маргарете фон Тротты, одной из ключевых фигур нового немецкого кино 1970–1980-х. Начав работать со своим мужем — режиссером Фолькером Шлендорфом, она сумела профессионально эмансипироваться и стать примером успеха женщины в считавшейся долгое время исключительно мужской профессии. В 1981 году ее фильм «Свинцовые времена» выиграл «Золотого льва» Венеции, в 2022-м заслуги фон Тротты были отмечены почетным призом Европейской киноакадемии. В фокусе ее внимания — женщины вроде философа Ханны Арендт, революционерки Розы Люксембург, активистки «Фракции Красной армии» Гудрун Энслин. Новая картина, премьера которой состоялась на прошлогоднем Берлинале, — не исключение: ее героиня Ингеборг Бахман (Вики Крипс) — знаковая фигура немецкоязычной литературы ХХ века. Фон Тротта показывает ее в один из важнейших и самых драматичных периодов жизни: с одной стороны, профессиональный успех, с другой — ревность и зависть со стороны избранника, швейцарского писателя Макса Фриша (Рональд Церфельд). А между этими полюсами — желание оставаться независимой и при этом чувствовать защиту. The Blueprint поговорил с фон Троттой о ее героине, влиянии Бергмана, эволюции отношения к женщинам в киноиндустрии и «русском следе» в ее биографии.
«Объясни мне, любовь», 2024
В фильме много раз говорится, что Бахман была звездой, своего рода поп-иконой в мире литературы. Как вы думаете, что сделало ее таковой?
Она ходила с композитором Хансом Вернером Хенце слушать Марию Каллас в Ла Скала. Хенце в автобиографии писал, что с того момента она хотела быть звездой, как Мария Каллас, и всегда старалась оставаться элегантной, как она.
Квартира Хенце становится для героини чем-то вроде зоны отдыха. Какова роль музыки в фильме?
Музыки в фильме довольно много. В первой сцене Бахман и Хенце работают над «Принцем Гамбургским», оперой, основанной на пьесе Генриха фон Клейста, для которой Бахман написала слова, а Хенце — музыку. А в следующей сцене они вместе слушают оперу «Норма» Беллини. Музыка для меня самой очень важна — когда Бахман возвращается в Рим, вы слышите адажио Малера. И Бахман, и Хенце обожали Малера.
Чем для вас оказалась привлекательна фигура именно Бахман, а не, например, Мины Виткойц — еще одной писательницы с трагической судьбой? Вы искали в истории Бахман этот «час волка» в виде отношений с Фришем, в которых было надругательство над личностью, чтобы ярче и контрастнее представить ее фигуру? А ведь до этого у Бахман были еще отношения с поэтом Паулем Целаном — тоже по-своему трагичная история.
Я не искала трагическую судьбу. Ингеборг Бахман была и остается знаменитым поэтом — я читала ее стихи еще в школе. Возможно, меня впечатлило то, что она была по-своему очень независимой в те времена, когда женщины еще полностью зависели от мужчин. Когда мои продюсеры предложили мне снять фильм о ее жизни, я выбрала ее отношения с Максом Фришем, потому что это была середина ее жизни и как женщины, и как писательницы. После очень сложных отношений с Паулем Целаном она надеялась встретить мужчину, который сможет дать ей одновременно независимость и защиту.
Вы рассказывали, что когда снимаете фильмы про исторических фигур, то много общаетесь с теми, кто знал ваших персонажей лично. Истории тех, кто знал Бахман, заставили вас посмотреть на нее по-новому? Может быть, вас удивила переписка Фриша и Бахман, которая была опубликована почти одновременно с выходом фильма?
Я нашла мало воспоминаний людей, которые знали ее лично, но есть несколько документальных фильмов и переписка с Хансом Вернером Хенце и Паулем Целаном. Переписку с Максом Фришем я не смогла прочитать, не смогла добиться разрешения от редактора, поэтому решила рассказать ее историю из пустыни (куда в фильме едет Бахман после расставания с Фришем, чтобы осмыслить произошедшее. — Прим. The Blueprint). Я прочла книгу молодого человека, который отправился с ней в это путешествие, — так удалось уйти от того, чтобы рассказывать ее историю с Максом Фришем в хронологическом порядке. До того как начать писать сценарий, я познакомилась с ее братом, который младше ее на 14 лет, — он многое мне рассказал. Ему очень понравился фильм. Он сказал, что ему даже стало немного страшно из-за того, как актриса Вики Крипс похожа на его сестру.
Ваш фокус направлен на женских персонажей. Причина кроется в стремлении утвердить женскую идентичность или есть что-то еще?
Я женщина, так что знаю о женщинах больше, чем о мужчинах. Мне всегда казалось естественным говорить о них. Я думала, что, раз мне в мое время выпало стать одной из немногих женщин, которые снимают кино, моя задача — говорить за всех, у кого нет этой возможности.
Маргарете фон Тротта
Вы часто говорите о насилии как над героинями, так и — если обобщать — над обществом. Мир без насилия — это что-то из разряда невозможного, чему нет места в правдивом кино?
Пока насилие остается большой частью нашей жизни, мы не можем не показывать его. Конечно, я бы тоже хотела жить в мире и взаимопонимании.
Считается, что решающим фактором в том, чтобы заняться кино, для вас стал просмотр «Седьмой печати» Ингмара Бергмана. При этом вы начали с актерства.
Что подтолкнуло вас к тому, чтобы сменить актерскую игру на режиссуру?
Да, Бергман был моим кумиром с самого начала. Когда я совсем юной посмотрела его «Седьмую печать», то сразу захотела снимать кино. В 1960-е женщины-режиссеры еще были не на виду, и я стала актрисой, чтобы попасть в «круг», хотя желание самой снимать фильмы у меня было всегда. Так что после того, как я сняла свой первый фильм как режиссер, я больше уже не снималась.
«Седьмая печать», 1957
После того как вы стали снимать кино, отношение к женщинам-режиссерам в целом изменилось. Вы это чувствуете?
Ситуации сейчас и тогда, когда я только начинала карьеру, очень разные. Мужчины-критики часто нападали на меня, оскорбляли и пытались унизить. Я помню, как один из них сказал такую мерзкую фразу: «Почему этой женщине все еще дают деньги только за то, что у нее нет члена?». Сегодня ни один критик не осмелился бы написать такое. Глядя на главные современные фестивали, можно убедиться, что женщины не только представляют сильные фильмы, но и получают главные награды.
Расскажите, как вы познакомились и начали работать с Райнером Вернером Фассбиндером и Хербертом Ахтернбушем, у которых не раз снимались?
Вместе с Фассбиндером я играла в фильме Фолькера Шлендорфа «Ваал». Мы тогда понравились друг другу, поэтому было естественно, что он позвал меня сыграть в своем следующем фильме «Боги чумы».
«Боги чумы», 1970
«Ваал», 1969
Ваш метод работы с актерами считается очень тонким и тактичным. Расскажите, как строится ваша коммуникация с актерами, в чем ваш секрет? Было ли вам легко работать с Вики Крипс?
Мой секрет в том, что я сама была актрисой до того, как стать режиссером, поэтому знаю, что актеры чувствуют, что им нужно и какие они на самом деле чувствительные.
Критики изданий Deadline и Variety обратили внимание на костюмы героини Бахман. Это ваша первая совместная работа с художником по костюмам Ули Симон. Какую роль для вас играют костюмы в кино?
Костюмы важны, потому что они помогают описать персонажа. Если у вас такой талантливый художник по костюмам, как у меня в этом фильме, вы можете ей довериться. Я помню, что показала ей черно-белые фотографии Бахман, и после этого мы вместе придумывали цвета.
Насколько важна была мода для самой Бахман, как она к ней относилась?
Я думаю, что, конечно, мода была очень важна для Ингеборг Бахман, у нее было такое тонкое чувство прекрасного, но я не погружалась именно в это так глубоко, да и каких-то записей или высказываний Бахман конкретно о моде я не могу сразу вспомнить.
«Объясни мне, любовь», 2024
Вы рассказывали, что ваша мать жила в России и была вынуждена эмигрировать в 1920-е годы, а после ее смерти вы узнали, что у вас есть сестра. Расскажите, пожалуйста, насколько у вас тесные отношения с российской культурой, с кино?
Да, моя мать родилась в Москве в аристократической семье немцев из Прибалтики. У нее было два брата и сестра. Тогда балтийские страны были частью царской России, так что, имея немецкие корни, они являлись гражданами Российской империи. Как вы наверняка знаете, аристократия была вынуждена уехать из страны почти сразу после революции. Всю жизнь после эмиграции она вспоминала Москву с ностальгией, как три сестры из пьесы Чехова, — «В Москву, в Москву!». Она так туда и не вернулась.
Что касается моей сестры, то она никак не связана с Россией. Она родилась в Германии, в Штеттине, на 14 лет раньше меня. Я родилась в Берлине. При этом мое первое чтение было русским: Достоевский, Толстой, Лермонтов. Любимой книгой моей матери был «Герой нашего времени». К сожалению, я так и не выучила русский язык, потому что во время Второй мировой войны русские и немцы были врагами, и мама не могла объяснить маленькой мне, что дома говорить по-русски можно, а вне дома нельзя.
Когда я начала увлекаться кино, мне сразу понравились советские фильмы. Например, я сразу полюбила Тарковского, особенно «Андрея Рублева» и «Зеркало», фильмы Элема Климова и, конечно, Эйзенштейна и Пудовкина.
«Зеркало», 1974
После фильма «Ханна Арендт» вы говорили, что планируете вернуться к теме сестринства и снять более личный фильм. Расскажите, работаете ли вы над ним сейчас?
Да, я пишу сценарий нового фильма, но он не о сестринстве. Я сняла уже четыре фильма на эту тему и сейчас хочу поговорить об отношениях матери и дочери. Я надеюсь, что в этом новом приключении примут участие Барбара Зукова и Вики Крипс.
Вы написали несколько книг о своих фильмах, но не о себе. Не было желания заняться автобиографией?
Я уже давно пишу дневники. Мне достаточно этого, чтобы помнить.
