Мой Мишель
ФОТО:
АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
В прокат выходит «Лермонтов» Бакура Бакурадзе — не традиционный байопик, как можно предположить по названию, а фильм о последнем дне поэта. Олег Зинцов увидел в картине чеховские мотивы и в очередной раз удивился, как Бакурадзе умеет сделать увлекательным и напряженным кино, в котором почти ничего не происходит, а финал заранее известен.

Съемки фильма «Лермонтов», 2025
Было бы преувеличением сказать, что фильм Бакура Бакурадзе о последнем дне жизни Лермонтова — комедия. Но и совсем неуместным это определение не кажется. Не только потому, что поэта играет стендап-комик Илья Озолин (дебют в кино). Чехов называл комедией «Вишневый сад», а «Лермонтов» заставляет вспомнить другую его пьесу — «Три сестры». Герой Озолина, маленький, щуплый, с нелепой прической и неприятным, каким-то пискляво-придушенным голосом, очень уж похож на чеховского Соленого, и даже шутки у них спокойно можно поменять местами: «Если кий возьмете в руки, то избавитесь от скуки» — «А он ахнуть не успел, как на него медведь насел».


Съемки фильма «Лермонтов», 2025
Сравнение Соленого с Лермонтовым не то чтобы ново, но так, как Бакурадзе, чеховскую подачу никто еще, кажется, не возвращал. И сам его фильм, снятый почти целиком на пленэре, кажется театральным — этакий мхатовский натурализм, когда декорации похожи на настоящий лес. Но при этом вполне символичны — лес у Бакурадзе осенний, хотя известно, что Лермонтов погиб в июле: можно списать это обстоятельство на производственный цикл фильма, но очень уж подходит к сюжету вся эта атмосфера увядания, прозрачные пейзажи близ Пятигорска, словно бы только что промытые дождем (работа оператора Павла Фоминцева живописна в лучшем смысле этого слова). Да и диалоги Бакурадзе строит вполне по-чеховски — важно не то, что говорят (часто нарочно невнятно), а то подводное течение жизни-сюжета, которое подернуто, как пруд ряской, незначащими репликами в разговоре скучающих людей.


«Лермонтов», 2025
Комическое пробивается в персонажах второго плана — например, когда граф Бенкендорф (Андрей Максимов) просит в 6 утра «холодненького», оправдываясь, что «шампанское натощак помогает от насморка». Но в целом фильм довольно скуп на описание социальной среды, в которой не то зреет, не то — скорее — тлеет конфликт Лермонтова с отставным майором Николаем Мартыновым (Евгений Романцов). Кто все эти люди, как они связаны с поэтом и между собой, зритель может угадывать лишь по отдельным репликам-обращениям. Пунктирами намечены не только подготовка к заранее известному финалу (приятели вяло уговаривают угрюмого красавца Мартынова помириться с поэтом), но даже важнейшие линии отношений — Лермонтова с «кузиной Катенькой» Быховец (Вера Енгалычева) и Мартынова с Эмилией Верзилиной (Софья Гершевич), косвенно ставшей причиной ссоры.




«Лермонтов», 2025
Тем сильнее работают сцены, в которых эти отношения прорываются наружу сквозь ряску ленивого дня — как диалог Лермонтова и Катеньки в лесу, проговоренный внезапно отчетливо, снятый редким для этого фильма крупным планом; точнее, почти монолог Катеньки, когда она осторожно перебирает пальцами волосы поэта, уткнувшегося подбородком ей в плечо, не видя, как по его лицу текут слезы; сбивается вдруг с «вы» на «ты», спохватывается, просит почитать стихи, и он срывающимся голосом читает «Ночевала тучка золотая», а через мгновение, отстранившись, отвечает на Катенькин вопрос «Кстати, а где тетя и брат Геня?» — «Они, верно, совокупляются где-нибудь в кустах» — и смотрит на нее со снисходительной ухмылкой. Тут в одном эпизоде схвачен весь объем, вся сложность образа Лермонтова — и характера, и маски. И тоска по нежности, и неготовность ее принять, и черт знает что еще, не все ведь можно написать словами.
«Лермонтов», 2025
Бакурадзе избегает любых оценок литературного масштаба своего героя — Лермонтов у него не такой, как все, не потому, что выдающийся поэт, а просто не такой, и все тут. Слово «одиночество» слишком очевидно, и обойтись без него все равно не получится, но в том же монологе Катеньки Быховец проговорена еще одна — и тоже, в сущности, чеховская — тема: «Неужели действительность для вас не имеет смысла?». Герои Чехова тоскуют о подлинной, настоящей жизни, под которой подразумевается что-то туманное вроде «жизни духа», но на фоне этой мечты обыденность видится им лишенной важности и значения, и так проходят их годы: «Люди обедают, только обедают, а в это время складывается их счастье и разбиваются их жизни» — эта цитата потому и настолько заезжена, что до сих пор остается универсальной. Бакурадзе лишь примеривает ее к более сжатому, концентрированному таймлайну — одному дню перед смертью (но никто в фильме, кроме Лермонтова и, быть может, Мартынова, не думает, что эта перспектива — всерьез, вероятней представляются выстрелы в воздух и примирительное распитие игристого, которое не забывают захватить на дуэль).
«Лермонтов», 2025
И вот что еще меня поражает в фильмах Бакура Бакурадзе: там внешне все вроде бы просто, медленно и лаконично, ну, вот как в «Лермонтове» — ходят люди в красивом пейзаже, что-то такое обыденное обсуждают, потом двое стреляются (и мы заранее ждем этот финал), но начинаешь об этом думать, зацепишься за одну, другую ниточку, и разворачиваются целые культурные пласты: очень интересно, думал ли сам Бакурадзе, что смотрит на эпоху романтизма сквозь чеховское пенсне, или это была чистая интуиция. Его Лермонтов ведом «волей к смерти», но больше ничего от Фрейда, который ввел в оборот это понятие, в фильме нет. А самое очевидное сравнение, первым приходящее на ум, — «Последние дни» Гаса Ван Сента, такое же медитативное обыденное кино с заранее известным финальным выстрелом другого участника печально знаменитого «клуба 27» Курта Кобейна — оказывается, как ни странно, ошибочным: вероятно, прежде всего потому, что слишком уж на разной культурной почве растут эти фильмы.


«Последние дни», 2005
Но я пока не могу ответить на вопрос, почему этот фильм появился сейчас. Может быть, на него не ответил бы и сам Бакурадзе. А может быть, сочетание обыденности и «воли к смерти» просто стало слишком привычным. Поэтому пока мне нравится думать о частностях, иногда парадоксальных и даже довольно дурацких. Например, о том, что Чехов предвосхитил Тарантино, который в «Однажды в... Голливуде» спас Шерон Тейт от убийц банды Мэнсона. Ведь если Соленый в «Трех сестрах» и правда (ну, хотя бы отчасти) Лермонтов, то в той дуэли в живых остался поэт.


«Лермонтов», 2025