Маша Лукьянова

интервью
Мария Бессмертная

ФОТО
Полина Рукавичкина

В этом году в программе Каннского кинофестиваля был всего один российский фильм — «Блажь» Ильи Поволоцкого, роуд-муви об отце с дочерью, которые вместе с передвижным кинотеатром колесят по стране. Дочь играет 19-летняя Маша Лукьянова — и это ее первая главная роль. The Blueprint встретился с актрисой накануне показа фильма на еще одном престижном мировом киносмотре, фестивале в Сан-Себастьяне. Докладываем: звезда родилась, «наша Кристен Стюарт» уже здесь.

О том, как влюбилась в кино

Я посмотрела «На игле». 12-13 лет мне было. И это меня тут же влюбило в кинематограф. Почему-то сразу пошли фильмы про наркоманов. Родители, конечно, не знали, что я смотрю. Результат был такой: я стала ходила с VHS’кой и постоянно снимала друзей. Тут мне и сказали наконец: «Вообще-то есть курсы». Я пошла учиться в киношколу на Шаболовской на режиссуру, где была абсолютно чарующая атмосфера — все всё время снимают кино и ходят в пальто.

Об актерстве

Все началось с Саши Ханта. Я участвовала в огромном кастинге на «Межсезонье». Меня взяли и утвердили на главную роль, но за день до начала съемок все переигралось, и я в итоге в фильме не снялась. Мне было тогда 14 лет, а там были сцены сексуального характера. Но он про меня потом рассказал всем.

О сценарии «Блажи»

Сценария не было, была презентация. Там было все, что я люблю: отсылки к американской литературе, фотографии полей и кадры из «Пустошей» Малика. А для меня путешествовать, ехать, смотреть и ехать — это главное, что есть в жизни. А это кино про людей, которые живут в машине. И написано было красиво. Илья умеет очень емко и одновременно масштабно подбирать слова.

«Блажь», 2023

О путешествиях

Я обожала путешествовать автостопом. Бедные родители ничего не знали (мама, привет!). Лет в 13 я первый раз поехала вместе со своей подругой и мальчиком, который мне нравился, на киноинтенсив от школы в Уницы. Все прошло хорошо, но страшные моменты бывали. Просыпаешься, а водитель пытается обогнать фуру. Но мне нравилось все: ты идешь по дороге с рюкзаком, тебе жарко, потом ты садишься в машину, разговариваешь с людьми, которых видишь в первый раз.

«Мне не хочется куда-то приезжать, мне нравится просто ехать»

О пробах на «Блажь»

Я пришла на пробы за четыре часа. Я поступала в ГИТИС по-соседству, меня не взяли, ну я и приперлась в переулок за «Октябрем». Сидела и упорно делала вид, что не вижу Илью, который ходил туда-сюда курить. Лежала на скамейке, было очень жарко, все время заходили новые актрисы. Как мне сейчас кажется, я очень себя высокомерно вела. Он мне сказал, что я им давно нравлюсь, а я подумала: «Ха, часто он проворачивает такие штучки с девочками». Ну, я высказала свое мнение и ушла. Потом, разумеется, всю неделю все равно ждала, что ответят. Ответили. Потом мы поехали снимать пробы — на пленку — в Строгино. Там я познакомилась с другой частью команды. Стояла голыми ногами в речке и тыкала палкой мертвую рыбу. Ну и поняла: мой проект.

О съемках «Блажи»

Мы были как цыганский табор, который приезжает, входит в чужую жизнь и уезжает. Два месяца с перерывом в два-три дня в Москве. Был такой маршрут: Кабардино-Балкария, Ставропольский край, Калмыкия. Потом Москва. Оттуда в другую сторону — Мурманск, Териберка, Белое море, Карелия. Мне хотелось все время пораньше заснуть, чтобы пораньше проснуться — и продолжать ехать.

О том, как собиралась на Каннский кинофестиваль

Сначала я думала, что буду в джинсах. Это потом мне сказали, что вообще-то там есть пункт про длинное платье. Я запарилась, достали мамино платье, но оно не подошло. Потом моя подруга Полина насобирала у знакомых стилистов. Present & Simple выдали платье, подруга дала мне кафф Insaje классный. Вот так я и поехала. Там жили с режиссером Игорем Поплаухиным, смотрели по пять-шесть фильмов в день, а потом обсуждения, обсуждения. Это были дни, полностью наполненные кино. Из конкурса мне больше всего понравился новый Глейзер — «Зона интересов». Очень хотелось бы, чтобы его показали у нас. Там про нацистскую Германию и без единого выстрела, очень страшно. А так весь драйв и панк были на «Двухнедельнике режиссеров». Квир-фильмы, был очень классный фильм «Сладкий Восток» Шона Уильямса — такой роуд-муви, портрет Америки, который очень перекликался с нашим фильмом.

О любимом кино

Как и многим моим ровесникам, мне нравится ранний Серебренников, «Изображая жертву». Сигарев, Хлебников, люблю «Скорую помощь». Какое-то время мне очень нравился Вырыпаев — лет в 16-17. А на Теренса Малика я ходила плакать.

«Меня привлекает абсурд в кино. То, что в Латинской америке называется магическим реализмом, но с отечественным уклоном. Абсурдный реализм»

Об актрисах 

Шарлотта Генсбур, Хлоя Севиньи, Кейт Бланшетт. Кристен Стюарт. Я, правда, «Сумерки» не смотрела, но, видимо, уже надо. С ней любовь началась с «В дороге», конечно.

Режиссер мечты

Андреа Арнольд, без вариантов. Ну или Каракс. 

О чем хочется говорить

Сейчас мне хочется говорить [с прессой] о теме РПП — она шесть лет вокруг меня. Почти у каждой девчонки, которую я знаю, у многих моих друзей, парней, в виде булимии. Я сама пытаюсь работать с этим с помощью терапии и с помощью искусства. Но вообще, как мы знаем, это очень сложно лечится. Как это началось у меня? Мне очень нравился этот стандарт красоты из 90-х, весь этот героиновый шик. И вот пошло-поехало — голодание, все дела. А еще был спорт. Я занималась синхронным плаванием, где все время говорили, что нельзя есть макароны. А потом было просто плавание. Нас выстраивали и говорили: «Вот ты можешь есть булочки, а ты не можешь». Мне было можно, но хотелось быть еще лучше. И булочки я не ела. Теперь я не могу есть еду с маслом: заработала дикий гастрит. Об этом надо говорить. Еда — это круто!

О красоте

Мне нравится хаос. Сочетание разных фактур и цветов, как в коллаже. Кучерявые всегда цепляют мой взгляд. Мусорные баки очень красивые. Там есть все. Коллаж — это все. Вот после зимы земля коричневого цвета, на ней стекло, окурки, потом прорывается зеленый цвет травы, а потом — яркие цветы. Я сейчас пытаюсь этим заниматься. Этот язык открылся, потому что другой отняли. Сейчас нельзя говорить на языке легкомысленности, какого-то наивного или истеричного подхода к миру, значит, надо делать все молча.