Хаос как диагноз
ФОТО:
АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
Один из ярких лейтмотивов нынешнего кинофестиваля в Венеции — экстремальная, диспропорциональная реакция героев на утрату контроля. «Бугония» Йоргоса Лантимоса, «Метод исключения» Пак Чхан Ука, «Взрывное устройство» Гаса Ван Сента и «Завещание Анны Ли» Моны Фастволд — четыре фильма, каждый из которых рассказывает об ускользании контроля и о том, как хаос становится новым порядком. Кинокритик Анна Стрельчук решила разобраться, что режиссеры хотят нам этим сказать.
Космос как хаос
В древнегреческом слово «космос» означало «порядок». Для греков существование было гармоничным и цикличным: Парменид описывал бытие
как гигантскую неподвижную сферу, а Гераклит говорил о нем как о «мерно возгорающем и мерно угасающем огне». Сегодня же наш взгляд на мир экзистенциально тревожен: вместо упорядоченной системы мы видим хаос с произвольными параметрами, движимыми принципом неопределенности Гейзенберга— загадочную темную энергию, случайное положение галактик, зыбкость того, что раньше казалось очевидным.
«Бугония», 2025
В «Бугонии» Йоргоса Лантимоса тянуть за ниточку конспирологии пытается Тедди (Джесси Племонс), убежденный, что CEO фармацевтической корпорации Auxolith — инопланетянка. Мишель в исполнении Эммы Стоун — холодная перфекционистка, икона корпоративного мира, которая проповедует рациональность, порядок и победу над смертью (она следует программе антистарения и выглядит в 50 на 30), но сама становится заложницей чужого хаоса. Ее компания усугубила состояние матери Тедди до практически коматозного, и Тедди, потеряв самое ценное, придумывает стройную теорию оправдания своих действий и план мести.
Лантимос, чьи фильмы всегда балансируют между сатирой и ужасом повседневности, показывает мир, где все злодеи, а значит, злодеев нет. Здесь классовая борьба, паранойя и насилие сливаются в единый фарс, за которым — однозначный приговор человечеству.
«Бугония», 2025
Основанная на южнокорейской картине «Спасти зеленую планету!», «Бугония» превращается в философский триллер о классовой ненависти, бессилии и ярости. Слово «шибболет» (характерная речевая особенность, которую может произнести неправильно человек, не являющийся носителем языка. — Прим.
The Blueprint), произнесенное с ошибкой, становится маркером классовой принадлежности, а марксистские аллюзии вплетены в сатирическую ткань фильма так же органично, как и его абсурдный юмор. Лантимос снова создает мир ex nihilo, сохраняя риск и философскую глубину даже в голливудском проекте — от прославившего его «Клыка» (2009) к этому фильму тянется
прямая линия размышлений о языке, власти и насилии.
Хаос как космос
«Метод исключения» Пак Чхан Ука — фильм, который режиссер вынашивал двадцать лет. Его герой, инженер по бумажной промышленности Ю Ман Су (Ли Бён Хон), в один день оказывается без работы (снова потеря контроля) и решает взять свою судьбу в собственные руки: он составит список конкурентов и будет устранять их одного за другим, чтобы вернуть себе место в системе, которая его выбросила.
«Метод исключения», 2025
Пак строит фильм как хитрую головоломку: дом буржуазной семьи, в который нас вводят в начале, становится символом общества, запертого в своих же привилегиях. Это не просто триллер, а трагикомическая одиссея менеджера среднего звена, обожающего свои растения, но вынужденного совершать убийства ради карьеры. Фраза «Другого выхода нет» (точный перевод названия фильма с корейского. — Прим. The Blueprint) звучит в фильме рефреном — то как оправдание, то как констатация неизбежности. Пак, как обычно, смешивает жанры и тона, превращая историю в сардоническую притчу о мире, где ценность человека измеряется строчкой данных, загруженных в AI.
Хаосмос
Хаосмос — термин, введенный Джеймсом Джойсом, который снимает оппозицию между хаосом и космосом, обозначая возможность перманентного рождения одного из другого.
Фильм Гаса Ван Сента Dead Man’s Wire переносит нас в Америку 1977 года и рассказывает реальную историю Энтони «Тони» Киритсиса — разорившегося девелопера, который взял в заложники банкира, связав его с собой. Это не просто триллер о похищении, а фильм о человеке, выбитом из социальной матрицы, о бунте против системы, о том, как отчаяние становится оружием и даже своеобразной революцией. Ван Сент намеренно выбирает противоречивого героя — обезумевшего реднека среднего звена (Билл Скасгард). Тони — это тот же Тедди из «Бугонии», но менее жестокий и беззлобный. Вместо пугала и карикатуры Ван Сент делает из него персонажа, которого мы понимаем и с которым смеемся. Страх и демонизация уступает место эмпатии и рефлексии: перед нами не безумец, а человек, доведенный до края, для которого справедливость важнее правосудия.
Гас Ван Сент добавляет стилизации под 70-е, но эта псевдоаутентичность только усиливает впечатление, что речь идет именно о настоящем.
«Взрывное устройство», 2025
Хаос как утопия
«Завещание Анны Ли» Моны Фастволд — биографическая фантазия о женщине-пророчице, основательнице движения шейкеров («Объединенное сообщество верующих во второе пришествие Христа» — христианская организация, которая призывала к сексуальному воздержанию и борьбе с алчностью) в XVIII веке. Это фильм о трансцендентности и коллективной мечте: Анна Ли предстает не столько исторической фигурой, сколько поэтичным проводником (фем-)утопии.
«Завещание Анны Ли», 2025
Анна теряет ощущение твердой почвы под ногами в патриархальном обществе, где слово женщины ничего не значит. Тем более если она хочет заниматься не только рождением детей. Она быстро понимает, кто ее может освободить, — и это бог. Высшая сила дает ей ощущение миссии, помогает обрести себя и повести за собой людей. В конце концов религиозные культы, глоссолалия (то есть речь из бессмысленных слов и словосочетаний, которую связывали и со святостью, и с одержимостью) и откровения были реальным социальным лифтом для женщин в эпоху повсеместной власти и авторитета церкви и религии. Собственный культ, где бог — это и мужчина, и женщина в равной мере, позволяет Анне перенаправить и даже присвоить хаос, который чуть не сломал ее.
«Завещание Анны Ли», 2025
«Завещание Анны Ли» — это мюзикл. Неожиданным образом музыкальные номера только подсвечивают важность темы, не обесценивая ее и не превращая картину в фарс. Ритм, мелодия, танец как бы вводят зрителя в транс. Тело, голос, движение в фильме становятся языком веры; экзальтация и экстатические жесты превращаются в своеобразную эстетику бытия, способ существования. Фастволд создает картину-видение: ее героиня живет в пространстве, где вера — это сопротивление и свобода, а ее история — это и пролог, и эпитафия забытым мечтам о справедливости.
Хаос как диагноз
Все четыре фильма объединяет лейтмотив: мы бессильны перед лавиной жизни. Первый рефлекс перед этим метафизическим ужасом — диспропорциональное ультранасилие. В мире Лантимоса нет героев, в мире Пак Чхан Ука нет морали, у Ван Сента рассыпается институт правосудия, у Фастволд нет границы между мистикой и политикой. И все это складывается в тревожный портрет современности, где утрата контроля — основное условие существования.
