Нагота по-американски…

ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ FONDATION LOUIS VUITTON

В Фонде Louis Vuitton открылась выставка «Поп навсегда. Том Вессельман &...» — внушительная ретроспектива американского классика поп-арта, хотя ярлыка этого он всегда чуждался, помещенная в контекст, который повлиял на него, и в компанию художников, на которых повлиял он. Что из этого вышло, рассказывает Мария Сидельникова.

Кураторы Дитер Бухара и Анна Карина Хофбауэр представлют Тома Вессельмана как «обсерваторию», с которой предлагается взглянуть на историю поп-арта на все 360 градусов. На его современников: среди них гранды — Джаспер Джонс, Рой Лихтенштейн, Энди Уорхол плюс отличная женская сборная, редко выходящая из тени мэтров-мужчин, — ранняя Кусама и совсем забытая Марджори Страйдер. На тех, кто им предшествовал, — дада во главе с Дюшаном. На тех, кто раздул поп-арт до глобальных масштабов: тут все тяжеловесы современного арт-рынка во главе с Кунсом. И на молодежь, которая сегодня обращается к Вессельману напрямую: Лорен Халсей, Деррик Адамс, Микален Томас.

1. Том Вессельман, Still Life No. 34
2. Том Вессельман, Monica with Tulips, 1989

У Тома Вессельмана (1931–2004) было две страсти: женщины и великие художники. Первые могли ему позировать, вторых он мог копировать — вполне себе рабочий набор для унылой карьеры салонного художника-эротомана. Но Вессельман был американским евреем, обладал колким чувством юмора, а жизнь его пришлась на годы сексуальной революции и возбужденного общества потребления в родной стране. Так сложился главный пазл его жизни — «Великая американская обнаженная»: картина-манифест, картина-коллаж, которую он собирал, пересобирал и разбирал на части тела с 60-х до последних дней своей жизни, оборвавшейся в ходе неудачной операции на сердце в 2004 году.

Художником Том Вессельман стал случайно. Во всяком случае, так он хотел это представить в автобиографии, написанной в 1980 году под псевдонимом Слим Стиллингворт («худощавый воришка, похищающий ценности» — если попытаться перевести игру слов). Автор рассказывает о художнике Вессельмане в третьем лице. Об искусстве он, мол, ничегошеньки не знал, о художниках и подавно. Творческий импульс испытывал постоянно, но ни направления, ни художественной формы импульс этот не имел, и ничто не предвещало, что однажды он ее примет.

Эвелин Аксвел, «Мороженое», 1964

Яёи Кусама

Яёи Кусама, Self Oblitiration, 1966-1974

В юности Вессельман изучал психологию — это уже не нон-фикшн, а реальность. Когда в корейский конфликт вмешались США, в 1952 году был мобилизован. На войне занимался расшифровкой и анализом аэросъемок, на досуге — рисовал в блокнотик скетчи и карикатуры. С фронта отправился за парту. Учился сперва в Художественной академии Цинциннати, затем в престижной школе Coor Union в Нью-Йорке, ну а там уже и сам город, который в конце 50-х кипел искусством, стал и учителем, и арт-площадкой.

Энди Уорхол, «Бирюзовая Мэрилин», 1964

Неизгладимое впечатление на начинающего художника произвели фигуративно-абстрактные ню Виллема де Куннинга (он вообще всем поп-артистам не давал покоя) и едва не придавили его своим мощным авторитетом, но он сумел выбраться, сбежав от высокого искусства в мелкую жизнь. А там — новости из телевизора нон-стопом, в стакане пузырится кока-кола, в чашку льется чай «Липтон», сливной бачок тоже на подпевках. На столе стынет жирный стейк, в пепельнице дымит сигарета «Лаки Страйк», гордо молчит телефонный аппарат. Со стены в тридцать два зуба улыбается очередной американский президент, рядом с ним висит какое-нибудь известное европейское искусство (статусный знак добротного американского дома), волнистый попугайчик трясет головой, переходящей в шею. И в центре этого бытового рая, этой сфабрикованной великой американской мечты — Женщина: голая, загорелая аккурат по бикини, с эпиляцией, с маникюром в цвет американского флага и похожая разом на всех одалисок, олимпий и иных обнаженных, что знала история искусства... до Вессельмана. «Женское ню обрело уважение благодаря мастерам — Тициану и Мане. Теперь ему следует считаться и со мной тоже», — вдруг вырывает перо у Слима Стиллингворта сам Вессельман в той автобиографии.

Виллем де Кунинг, Woman Accabonac, 1966

Ай Вейвей, урна империи Хань с логотипом Coca-Cola, 2015

Том Вессельман, Натюрморт #60, 1973

Том Вессельман

На выставке в Фонде Louis Vuitton десант великих американских обнаженных высадился в солидном составе — от самой первой (1961 года, Вессельман их всех нумеровал) до последних «Ню на закате» 2003-2004 года, сделанных незадолго до смерти. В новом веке Вессельман пытался искать новые художественные формы своим ню, все больше посматривал в сторону абстракции, которая в молодости так ему претила, и все больше лишал их американского контекста — никакого больше патриотизма. Только пляж, только история искусства. Одна картина — с яблоками Матисса (в Фонде Louis Vuitton, кажется, не забывают выставки русских коллекционеров и нет-нет да и передают им вот такие завуалированные приветы), вторая — с Марией-Терезой Вальтер из «Сна» Пикассо. Но в общем заметно, что дело потихоньку шло к закату.

Разлетевшиеся на все афиши по всему городу «Рты» размера XXl, а также монументальные стоячие натюрморты 70-х, словно сошедшие с рекламных билбордов, припасены почти на финал выставки, и их напористое явление аккуратно подготавливает крошечный зал, где воспроизведена атмосфера мастерской художника и наглядно показано, почему вырезанные из стали четырехметровые губы — это, по сути, «чистые рисунки». «Результат доказывает, что можно схватить рисунок и удержать его в пространстве», — отвечал Том Вессельман возмущенным служителям Музея Уитни, когда в середине 80-х его работы вошли в музейную коллекцию. Сегодня же кураторы Фонда Louis Vuitton, провозгласившие pop forever, видят в этом талант Вессельмана-первопроходца, предвестника 3D принтеров.

Но провидческой в эти дни в Париже, когда весь город бежит арт-марафон, устроенный Art Basel, выглядит другая работа Тома Вессельмана, где за исполинскими холстами c консервами и кока-колой, принадлежащими американским бизнес-гигантам, и девочкой-блондинкой с голубыми глазами, хищно откусывающей лучший кусок, виднеется краешек Парижа — Сена да еще не погоревший Нотр-Дам.

Том Вессельман, Smoker #10, 1973