Что ждет свободу слова в России

Таисия Бекбулатова*

Главные темы последней недели — обыски и домашний арест четырех журналистов независимого студенческого издания Doxa, обвиненных в вовлечении подростков в совершение противоправных действий, а также критическое состояние заключенного в тюрьму оппозиционера Алексея Навального, который держит голодовку с 31 марта. По просьбе The Blueprint главный редактор независимого онлайн-издания «Холод» Таисия Бекбулатова* (в июле прошлого года в ее квартире также прошел обыск) рассуждает о будущем свободы слова в России — и приходит к выводу, что, в отличие от настоящего журналистов и оппозиционеров, с ней все не так и плохо.

последние дни на фоне усилившегося давления на медиа вокруг стало много разговоров о том, что в России убили журналистику.

На мой взгляд, это не так — с журналистикой в России все пока хорошо. Только вот журналистам плохо. Именно журналистика последних лет дала России и лучшие расследования (без сомнения, сюда же относятся и некоторые работы ФБК), и сторителлинг нового уровня. Да, эту журналистику теперь делают не мастодонты рынка — те вымерли или уныло лежат, затюканные, в своих вольерах, — а молодые и (здесь могло бы быть любимое многими слово «непуганые» — да только это поколение уже успело навидаться и задержаний, и обысков) упрямые. Да, в большинстве своем это сравнительно малые медиа, созданные самими журналистами, а не командой серьезных дядек с инвестором.

Серьезным дядькам в этой сфере больше делать нечего. Рациональные причины заниматься независимой журналистикой в России давно закончились — ни денег, ни безопасности, ни статуса. Не может быть четвертой власти в стране, где вместо первых трех — одна, единая, а граждане в большинстве своем уверены в том, что журналисты — продажные паразиты. И тем не менее независимые издания мало того что возникают — это медиа высокого качества. Парадоксальным образом российское общество прямо сейчас имеет журналистику того уровня, который, в общем-то, при нынешнем уровне авторитаризма уже не может себе позволить. Поэтому попытки ее дожать логичны и ожидаемы. И, надо добавить, не встретят особого сопротивления — гражданское общество, растерянное и напуганное, не может ее отстоять: сколько сигналов ни получай, а массовые репрессии — да, уже можно перестать стесняться этого выражения — всегда оказываются для людей неожиданностью. Чтобы приспособиться к этой реальности, нужно время.

Что дальше будет с этой новой порослью? Вероятнее всего — ничего хорошего. «Системных» медиа, которые могли бы изредка позволить себе выразить несогласие с происходящим, уже не осталось — последним их относительно свободным вздохом стала полоса «Я/мы Иван Голунов». Казалось бы, с того момента не прошло и двух лет, но представить эту обложку сейчас — хоть с Сергеем Смирновым, отсидевшим 15 суток за ретвит, хоть с Романом Аниным, подвергшимся обыску из-за статьи 2016 года, хоть с ребятами из Doxa, абсурдно заточенными дома из-за невинного ролика, — уже совершенно невозможно. Кейс Голунова, кажется, стал точкой, в которой власть поставила себе новую принципиальную задачу — переломить через колено и журналистов.

Поэтому давление на «Важные истории» и Doxa — это, конечно, не столько про злополучную «княгиню Ольгу» или прекраснодушную веру в «победу молодости», сколько оповещение о том, что шлюзы отныне открыты и в случае чего возиться с журналистами будут не больше, чем с политиками или активистами. Глупо вспоминать о том, что журналист обладает особым статусом даже на войне: российская власть очевидным образом приравняла независимую журналистику к оппозиционной деятельности — а с ней-то уже известно, как поступать. Дмитрий Песков, выросший в семье дипломата и получивший прекрасное образование, нимало не смущаясь, оправдывает происходящее с Doxa тем, что это уже не «студенческое», а «политическое» медиа — противопоставляя два понятия, которые всегда были переплетены настолько, что разделить их невозможно. «Студенческие вопросы» всегда были политикой — начиная от коррупции в университетах и заканчивая правом на свободу слова, которая, так уж получилось, больше всего беспокоит образованную молодежь.

Теперь российская власть играет в whack-a-mole [игровой автомат «Ударь крота»], стремясь попасть молотком по каждому, кто рискнул поднять голову из своей норки — независимо от того, правозащитник это, муниципальный депутат или журналист, — а зачастую и лупя по всем без разбора. А мы — ну а что мы. Нам пока остается играть в кротов, пытаясь увернуться от предписаний Роскомнадзора, административок, задержаний, обысков и уголовных дел. В старой книге про повадки диких зверей говорилось, что иногда отчаянная храбрость кротов при защите своих нор и детенышей приводит к тому, что «не столько напуганный, сколько пораженный и восхищенный безрассудной смелостью маленького зверька человек оставляет свои намерения».

Стоит ли нам рассчитывать на способность российской власти поражаться и восхищаться? Едва ли, если уж ее не впечатлила безрассудная смелость человека, вернувшегося в Россию к своим отравителям и сейчас мучительно умирающего в ИК-2 в Покрове (Утром 19 апреля Алексея Навального перевели в больницу для осужденных при ИК-3 во Владимире. — Прим. The Blueprint). 

Что мы можем сейчас сделать? До нелепого немногое. Продолжать работать, пока это возможно. Проявлять солидарность с коллегами. Ну и вылечить зубы и сделать прививки — а то говорят, в системе ФСИН с врачами не очень.

В

Таисия Бекбулатова* • есть тема

Таисия Бекбулатова* • есть тема

*Признана иноагентом