От молитвы до сопротивления
Всякий раз, переживая кризис, мы можем быть уверены в одном — его уже много раз переживали до нас. И наверняка давно придумали много способов с кризисами бороться: от молитвы до сопротивления. Когда активное сопротивление кажется невозможным, а молиться некому, остается разбираться с самим собой и с тем, как действовать лично тебе. Двадцатый век оставил нам немало стратегий личного сопротивления. Вот некоторые из них.
Читать
Сегодня мы воспринимаем чтение как нечто комфортное, как утешение в тяжелые времена. Но в столетия до возникновения массового книгопечатания литература была чем-то другим, гораздо более важным — возможностью разговора, познания или прикосновения к чему-то большему, чем ты. Поэтому даже афинские моряки, если верить Плутарху, способны были декламировать наизусть трагедии Еврипида — умение, которое не раз выручало их и даже могло освободить из сицилийского плена.
Джоан Дидион говорила: «Мы рассказываем себе истории, чтобы выжить», имея в виду магическую силу этих историй. Но иногда начитанность может оказаться спасением вполне реальным. Так, в советских лагерях многим диссидентам помогало умение «толкать романы», пересказывая их. Но и среди них не каждому сравниться с Лидией Гинзбург, которая, оказавшись в заключении, «обнаружила», что помнит наизусть забытые, казалось бы, тексты, и на память читала конвоирам «Евгения Онегина». В лагерях заученные строчки становились еще и способом связи со своими — лирический пример этого мы видим у Юрия Домбровского в стихотворении «Выхожу один я из барака», где немецкий профессор и советский диссидент обмениваются в лагере строчками Лермонтова и Рильке.
Евгения Гинзбург
«К тому же читать наизусть очень выгодно. Вот, например, „Горе от ума“. После каждого действия мне дают отхлебнуть глоток из чьей-нибудь кружки. За общественную работу. А своя кружка стоит накрытая мисочкой, и я с удовольствием думаю о том, что в ней оставлено порядочно водички на вечер. С четверть стакана определенно будет»
Евгения Гинзбург «Крутой маршрут»
Писать
«Я пишу для того, чтобы выжить», — говорила в интервью «Афише» палестинская писательница Адания Шибли. Литература для нее — способ сопротивления: «Они могут цензурировать вас, могут запрещать, но не могут разрушить то, что написано. Литература функционирует как любовь, которая всегда рядом и никогда не отвергнет. Я считаю, что все должны писать, чтобы делиться опытом и приглашать других людей в свою жизнь». Роман Адании Шибли «Незначительная деталь» — история палестинки, которая отправляется по пути девушки, изнасилованной и убитой за 30 лет до ее рождения, — был переведен на русский несколько лет назад. Это небольшая книга о том, что у всякой истории всегда будет продолжение, потому что раз рассказанное уже нельзя уничтожить.
Такой же мыслью, наверное, можно объяснить моду на автофикшен — жанр, который позволяет каждой истории, даже самой банальной, стать чем-то большим, чем просто память о некогда случившихся событиях. В 2022 году за жизнь, отданную автофикшену, французская писательница Анни Эрно получила Нобелевскую премию. И если проследить за ней по ее же книгам, писательство становится для нее вопросом не только выживания, но и жизни вообще. Мы рассказываем истории, чтобы сохранить себя, и это тоже способ сопротивления.
анни эрно
«Потому что кроме всех социально-психологических причин того, через что я прошла, есть еще одна, и в ней я уверена больше всего: это произошло со мной, чтобы я об этом рассказала. И, возможно, именно в этом истинный смысл моей жизни: чтобы мое тело, мои чувства и мои мысли стали текстом, то есть чем-то понятным и общим; чтобы мое существование полностью растворилось в головах и судьбах других»
Анни Эрно «Событие»
Собирать свидетельства
Когда власть или общество не позволяют конкретным людям быть участниками процессов, те могут стать идеальными наблюдателями. Это хорошо известно нам из советской истории, когда из документированного процесса над Синявским и Даниэлем родилась «Белая книга», из писем бывших заключенных Солженицыну — «Архипелаг ГУЛАГ», а история диссидентского движения писалась по горячим следам в «Хронику текущих событий». Да и в наше время свидетельства не менее важны — например, проекты художниц, рисующих репортажи с судов.
синявский и даниэль
И чем меньше возможности для реального действия, тем большую роль играют свидетельства. В 1968 году 25 августа восемь человек вышли на Красную площадь, чтобы выразить протест против вторжения советских войск в Чехословакию. В 1969 году одна из восьмерых, Наталья Горбаневская, составила документальную хронику этих событий. Официально «Полдень» был издан в России только в 2007 году, с предисловием и послесловием автора. И кажется, важнее всего здесь не хроника суда, а внутренняя оценка, не всегда понятная даже современникам. Зачем было выходить на площадь, говорили они, зная, что тебя посадят, а Чехословакии ты этим не поможешь. Горбаневская объясняет, что даже один способен изменить многое: при отсутствии единства твой народ перестает быть преступником, и этого довольно.
наталья горбаневская
Но книги-свидетельства важны не только в русской традиции — они всегда играют немалую роль в освободительных движениях, например, в движении афроамериканцев за свои права. И если современники зачитывались «Автобиографией» Малкольма Икса, то на нас сегодня не меньшее впечатление производит, например, автобиография Майи Анджелу. Ее первый том, «Поэтому птица в неволе поет», начинается с молчания — пять лет маленькая Майя не произнесла ни слова после пережитого в детстве насилия. Но злость побуждает ее говорить, и ее книги — это одновременно и перечень унижений и несправедливостей, и горькое сожаление, что мир оказался устроен именно так, а не иначе.
майя анджелу
«Демонстрация 25 августа — явление не политической борьбы (для нее, кстати сказать, нет условий), а явление борьбы нравственной. Сколько-нибудь отдаленных последствий такого движения учесть невозможно. Исходите из того, что правда нужна ради правды, а не для чего-либо еще; что достоинство человека не позволяет ему мириться со злом, если даже он бессилен это зло предотвратить»
Наталья Горбаневская, «Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади» (2007)
Не соучаствовать
В 1947 году немецкий писатель Ганс Фаллада пишет роман о столяре из Берлина, который вместе с женой пытается в одиночку сопротивляться гитлеровскому режиму — на русский книгу переводили как «Один в Берлине», хотя самый буквальный перевод названия «Каждый умирает за себя». Частное сопротивление, конечно же, может быть безуспешно. Но неудивительно, что роман Фаллады, опубликованный уже после смерти писателя, считается одной из главных немецких книг ХХ века. Он о том, что неучастие может быть сознательным выбором, или, как заповедовал Солженицын: «Что дороже всего в мире? Оказывается: сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильней тебя, они были и будут, но пусть — не через тебя».
В марте 1983 года диссидентку Ирину Ратушинскую осудили на семь лет мордовских лагерей по статье «антисоветская агитация и пропаганда». Отсидела она три, была освобождена под давлением международного сообщества, но и сама, вместе со своими солагерницами-диссидентками, никогда не прекращала бороться в тюрьме. Ее книга «Серый — цвет надежды» рассказывает, что «глотнувшие свободы» уже никогда не перестанут быть свободными. Конечно, к моменту, когда Ратушинская оказалась в лагере, советский режим уже совсем трещал по швам. И все же ее книга, как и роман Фаллады, показывает, что сопротивление возможно.
ирина ратушинская
«Спросят они: „Мама и папа — а в чем же вы соучаствовали?“ А мы можем с ясными глазами сказать: „А мы не соучаствовали в этом. И справка у нас есть — вот приговор...“»
Ирина Ратушинская, «Серый — цвет надежды»
«Жить не по лжи»
«Жить не по лжи» — известное обращение Солженицына к советской интеллигенции, эссе 1972 года, ни на секунду не утратившее актуальности: о круговороте насилия и лжи, и о том, как противостояние лжи становится единственным способом сопротивления насилию.
Но о том, как именно надо жить не по лжи, у нас есть еще и великий недопрочитанный роман — «Факультет ненужных вещей» Юрия Домбровского.
В 1932 году, когда Юрия Домбровского впервые арестовали и выслали в Казахстан, он был 25-летним начинающим литератором. В тюрьмах и лагерях он в итоге провел более двадцати лет, только в середине 50-х вернулся в Москву. Роман «Факультет ненужных вещей» вышел во Франции в 1978 году (в СССР его издали только в 1989-м), вскоре после этого пожилого Домбровского жестоко избили в фойе Центрального дома литераторов, два месяца спустя он умер в больнице.
александр солженицын
ТЮРЕМНЫЕ ФОТО александрА солженицынА И ЮРИЯ ДОМБРОВСКОГО
«Факультет» — большой роман о сталинских репрессиях, герой которого, музейный сотрудник из Алма-Аты, до последнего надеется, что пронесет: «Тихо-тихо, незаметно-незаметно, никого не толкнуть, не задеть — я хранитель древностей, и только!». Конечно, не пронесет, но у Домбровского всегда есть и надежда на исправление зла, и ужас оттого, что, бросившись его исправлять, ты бессмысленно погибнешь в процессе. Это роман о том, какие именно древности требуют сохранения — не древние вещи, а ценности нематериальные, позволяющие выжить.
«... насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладет насилие свою тяжелую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи — и в этом вся верноподданность. И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи. Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет не через меня»
Александр Солженицын «Жить не по лжи!»
Стратегия бонусная: художественная
стихограммы дмитрия пригова
Интересно, что солженицыновским «Живите не по лжи» в последние годы здоровался и прощался Дмитрий Александрович Пригов. Про Пригова можно сказать, что он придумал и взял на вооружение другую стратегию сопротивления — когда личность художника, его стратегия поведения становился неотъемлемой частью текста. Деконструируя тексты и властные образы, лишая их возвышенных значений, тасуя президентов и милиционеров, он конструировал собственный образ, заявляя: «Вся моя деятельность посвящена критике любого властного дискурса, а не идентификации с ним». Эта стратегия, художественная, кажется наиболее сложно воплощаемой. Но и наиболее эффективной: «В полдневный жар в долине Дагестана с свинцом в груди недвижим я лежал. Я, я лежал, Пригов Дмитрий Александрович!..»
