сказки

нового года

2025

«И пошел снег»

Текст:
Марина Кочан 

Иллюстрации:
Алиса Горшенина

Марина Кочан — исследовательница, поэтесса, куратор. В 2021 году она окончила Школу литературных практик и начала публиковать рассказы в антологиях и журналах. В 2022-м она запустила исследовательский проект «Что я знаю о папе», собирающий истории, рассказы и воспоминания об отцах. А в 2023 году вышел ее дебютный автофикшн-роман «Хорея», героиня которого, забеременев, узнает, что может быть носительницей редкого генетического заболевания, хореи Гентингтона, от которой умер ее отец, радиобиолог, работавший на Чернобыльской АЭС после катастрофы. Страхи за будущее и переживания за ребенка в этом романе перекликаются с глубоким, даже любовным исследованием семьи и корней, и это любовное внимание к прошлому, к дому сильно отличает тексты Марины Кочан от работ многих ее соратниц по автофикшну. Оно чувствуется и в ее рассказе для The Blueprint, героям которого для новогоднего настроения не хватает только снега, зато в избытке хватает тепла.

Сборник «Сказки Нового года», который мы выпустили вместе с «Подписными изданиями», можно купить тут

Елку купили за неделю до Нового года на ярмарке, на рынке, пахнувшем солнцем и хвоей. Долго бродили между рядами, пили обжигающий глинтвейн, чтобы создать новогодний вайб, на улице плюс пятнадцать, люди в солнечных очках выбирают елки и пихты, за три, за семь, за десять. Дальше десяти заходить не стали, купили среднюю по цене и впервые с корнями, и корни были облеплены плотной мокрой глиной цвета пола в их той квартире. Было видно, что елку рубили вместе с глиной из почвы, вырезали острой лопатой, часть корней обрублена, и Маша подумала, что может и не прижиться, когда посадят ее потом во дворе.

Хозяин запихивал елку в свой мелкий багажник, и Маша ходила вокруг да около. Осторожнее, осторожнее. Одну ветку все же сломали, пока везли ее, а может, когда пихали. Маша повернула сломанной веткой-рукой к стене, чтобы было красиво.

Два дня ель стояла в пакете, потом купили большое кашпо, погрузили ее вместе с глиной, присыпали сверху угольно-черной цветочной землей. Тогда-то и вылезли муравьи. Опять насекомые, подумала Маша с тревогой. Пауки были первыми, кого она заметила в новой квартире. Она заметила их только спустя три недели, когда один, самый большой, вышел прогуляться среди бела дня по стене спальни, широко расставляя лапы-палки. Маша зачем-то убила его. А потом огляделась по сторонам. И заметила, как колышется от сквозняка в углах паутина. Вспомнила, что в той их квартире тоже были они. Почувствовала родство. Она обошла все углы, щурилась, разглядывала местных. Это даже не наша квартира, сказала она себе как-то вслух. Они тут хозяева.

В той квартире в старом паркете жили мелкие пыльно-коричневые короеды. Иногда они по ошибке забредали в кровать, и Машу это очень расстраивало. Они были неразборчивы, могли залезть на руку или на живот, и тогда она цепенела. В ванной жили серебряные шестилапые чешуйницы, юркие, как вода. Раздавишь одну, и на пальце серебряное пятно. Но то было только летом, зимой они все засыпали, хоронились в полу. Здесь всегда было тепло, время застыло на отметке плюс пятнадцать, Маша попала в петлю, где-то время шло дальше, но только не здесь. Декабрь пришел в айфоне, а насекомые не уходили, зеленые клопы, твердые, как скорлупки, врезались в окна, жуки с человеческими узкими телами и коленями залетали в узкие щели для проветривания, вальсировали по комнате, врезались в стены и двери. В этой квартире насекомые наблюдали за Машей, их маленькие глазки смотрели из-под плинтусов, из щелей в стене и в старом паркете.

Маша и сын украшают елку. Все красивые игрушки остались там, на антресолях, это не вещи первой необходимости, их не взяли с собой ни в первый раз, ни во второй. Маша помнит, где они лежат. Завернуты в пакет «Пятерочка», белые деревянные снежинки, красные подарочки, красные бантики, разноцветные ниточные шарики-гирлянды, острая макушка. Год назад у них была елка в два роста Маши, ее привез парень на красных «жигулях», как будто он Дед Мороз из девяностых. Зеленое длинное тело на крыше красной машины, все это на белом фоне. Маша смотрела с балкона, и сын смотрел тоже. Они украшали ее потом со стремянки: снежинки, подарки и бантики. И макушка-иголка. А здесь ничего нет, и Маша вешает на елку конфеты. Конфеты «Линдт», круглые шарики в золотых обертках, внутри у них жидкая серединка. Сын тянется к нижней конфете. Будем есть по одной, говорит Маша с нажимом и сама не знает, зачем она это сказала. Последней сын ставит макушку, Маша держит его на руках, чтобы он дотянулся. Белая звезда в розовых блестках из китайского магазина. В целом даже красиво, думает Маша.

Перед сном Маша идет проверять муравьев, один вчера покинул пределы еловых земель. Маша тревожится, муж смеется. Он вырос на юге, он муравьев не боится. Маша идет в гостиную и издали видит на белом блестящем черное, и ноги ее прирастают к паркету. Бля, думает Маша про себя, чтоб не ругаться при сыне. Страх нельзя показывать — у сына потом будут фобии. Брезгливость тоже. В детстве Маша любила каждого комарика, каждую жужелицу, прятала в глубокие карманы штанов и курток. Это было давно.

Маша подходит ближе и видит: он сидит на звезде, черный кузнечик в броне, жало торчит между задних шипастых ног. Он, словно кошка, моет лапами треугольную голову. Маша достает телефон и гуглит. Похож на кузнечика, только с жалом. Маша никогда не видела сверчка, только на картинках в сказке про Буратино. Только в песне, которую няня пела для сына, там, в той квартире. За печкою поет сверчок, угомонись, не плачь, сынок, там за окном морозная светлая ночка звездная. Маша думает про мороз, и ей вдруг тоскливо. Маша не может придумать, как снять сверчка с макушки, Маша боится, сын говорит, сверчки — это очень красиво. И лезет на диван, чтобы лучше его рассмотреть. Вечером Маша сидит на кухне и зачем-то гуглит, что едят сверчки. Оказалось, они всеядны. Подстраиваются под любые условия, не брезгуют ничем. Открыты новому опыту. Маша думает, неплохо было бы стать сверчком.

Перед сном Маша кладет кусок моркови прямо на самую верхнюю ветку елки рядом с конфетами «Линдт» и дождиком. Она кладет морковь как на алтарь, как жертвоприношение. Не уходи, говорит Маша вслух сверчку, и выключает свет. Потом на секунду включает назад, подходит к елке и делает фото сверчка. Отправляет маме. Мистика и чудеса — приходит от мамы ответ.

За ночь рождается план, и Маша утром снимает звезду со сверчком и кладет в контейнер. Маша и сын какое-то время смотрят кино: сверчок обегает пространство контейнера, но замирает. Моркови на елке нет, наверное, все же съел, думает Маша.

Зимой на севере все вымирает до пустоты. Маша жила на севере тридцать три года. Маша вспоминает северные города.
Маша всю жизнь мечтала уехать подальше от холода.
Маша сейчас больше всего хочет залечь в сугроб и сделать ангела,
но это не тот город, не та страна. Маша никогда не каталась в декабре на велике, а теперь может. Маше нужно радоваться. Маша скучает по снегу и замерзающим пальцам. Маша скучает по теплой куртке, в которой как в одеяле. Маша хочет, чтобы лето все же закончилось, потому что иначе то самое страшное не закончится тоже.

На улице цветут маргаритки. Падают с веток тяжелые теннисные мячи — ложные апельсины. Маша и сын выходят во двор в футболках, идут к траве, садятся на корточки, открывают крышку контейнера. Сверчок сидит на звезде. Он даже красивый на солнце, думает Маша. Потом он вылезает и прячется в травке в кустах. Обратно Ваня несет звезду в руках, теперь она — его острый меч или шпага. Я буду тебя защищать, кричит он и бежит вперед.

Ночью ветер воет как вьюга, но Маша спит как младенец. Она уже давно привыкла, раньше пугалась, но ветра здесь бывают часто. Погода меняется резко, как пальцев щелчок. Маша спит и потому не видит, что это пришел теплый снег.