Пить или не пить
ФОТО:
GETTY IMAGES, ТАСС, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
Чтобы узнать, что говорят вам звезды, необязательно даже заглядывать в гороскоп. На дворе 2023 год, расцвет эпохи ЗОЖ, а значит, звезды — и кино и поп-музыки — в унисон рассказывают, как они бросили пить. Том Холланд и Дрю Бэрримор, Флоренс Уэлч и Кара Делевинь, Энн Хэтэуэй и Лили Аллен — список трезвенников можно продолжать бесконечно, так что новость о том, что Адель после недолгого воздержания решила вернуться к алкоголю, выглядит сенсацией. Превратится ли шоу-бизнес в санаторий для трезвенников, решила разобраться Мария Бессмертная.
И немедленно выпил
Древнегреческое искусство. Могила ныряльщика в Пестуме, Италия. Северная стена
Начнем с пятиминутки истории. О том, как алкоголь влиял и продолжает влиять на культуру, написаны тома, и понятно почему: в «Эпосе о Гильгамеше» поминали пиво, в Древней Греции, да и в Древней Руси пир был делом государственной важности, именно во время застолий начинались и заканчивались политические карьеры (иногда — физически), у великих фламандцев алкоголь символизировал радость жизни, Пикассо и Верлен увековечили абсент, а Александр Блок разглядел истину не где-нибудь, а в вине — и так далее, и так далее. Историю популярной музыки второй половины двадцатого века вообще можно смело разбить на главы по алкогольным пристрастиям ее героев.
«Абсент», Пабло Пикассо, 1901
«Портрет Анхеля Фернандеса де Сото», Пабло Пикассо, 1903
«Любительница абсента», Пабло Пикассо, 1901
Омар Хайям говорил: «Пить — признак мудрости, а не порок совсем». Фрэнк Синатра вслед за Хамфри Богартом продолжал: «Хорошие шляпа, костюм, работа да одинокое пьянство по выходным — вот украшения настоящего мужчины». «Жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души? и затмение души тоже. Мы все как бы пьяны, только каждый по-своему, один выпил больше, другой меньше» — так думал на подступах к финалу своего путешествия советский Одиссей, главный герой великой поэмы Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки», важнейшего памятника пьянству в культуре. «Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то рядом, но он хотя бы не держит тебя за горло», — это уже Чарльз Буковски. Что для коктейлей сделал «Секс в большом городе», и говорить не будем. В общем, одни из лучших умов нашей планеты многие столетия работали над тем, чтобы опьянение — творчеством, любовью или, собственно, горячительным — не утрачивало свой романтический флер. Однако, кажется, этому потихоньку приходит конец.
Вот уже несколько лет молодые люди по всему миру бросают пить — свидетельствует пресса. The Atlantic пишет, что миллениалы с большими трудностями, но пытаются больше не упиваться ничем, gen Z вводят моду на безалкогольные коктейли, и даже министр здравоохранения России, страны с тяжелым алкогольным прошлым, уверенно заявляет, что мы стали меньше пить (насколько это утверждение корректно, учитывая, что мы говорим о стране, где огромное количество населенных пунктов до недавнего времени просто не имело магазинов с лицензией на продажу алкоголя, а традиции самогоноварения довольно крепки, — вопрос дискуссионный). Но тем не менее — кажется, что курс на selfcare и «осознанность», взятый поп-культурой лет пять назад, добрался наконец и до винно-водочного отдела.
«Секс в большом городе»
Пьянству — бой, или проигранное сражение против ЗОЖ и фармы
Надо понимать, что у алкоголя (по крайней мере, в публичном пространстве) были соперники и посерьезнее миллениалов и джензеров. История светских государств знает несколько масштабных попыток так называемой борьбы с пьянством, проведенных с привлечением государственных мощностей, — «сухой закон» в Америке и антиалкогольные кампании в СССР. Стоит ли говорить, что ничем хорошим они никогда не заканчивались. В Америке за тринадцать лет запрета продажи алкоголя (с 1920-го по 1933-й) сформировалась и набрала силу полноценная организованная преступность — кому-то ведь надо было из-под полы продавать алкоголь обычным гражданам, пока президенты и другие власть имущие в срочном порядке запаслись выпивкой заранее. В СССР, где на борьбу с алкоголизмом выходили и в 1920-е, и в 1950-е, и во времена перестройки, дело каждый раз заканчивалось полным провалом: очередным расцветом «теневой экономики», массовой закупкой населением средств для мытья стекол и исчезновением с прилавков сахара, который в промышленных объемах шел на производство домашнего самогона. То есть, как показала история, вполне похвальная идея государственных лидеров несколько оздоровить своих сограждан, потенциально увеличить рождаемость и снизить количество преступлений, совершенных на фоне злоупотребления алкоголем, — приводила к небольшим успехам в самом начале, в дальнейшем полностью дискредитировала себя. И хотя некоторые штаты Индии до сих пор практикуют сухой закон, в целом в государствах, далеких от шариата, методы запретов считают устаревшими. Тем более что к концу ХХ века был уже сформирован более деликатный подход.
Уничтожение пивных бочек агентами сухого закона. Нью-Йорк, 1931
Алкоголь, по меткому замечанию Гомера Симпсона, «источник и решение всех проблем», в Америке, на родине современной поп-культуры, а за ней — и везде, подвинули не наркотики, хотя такой шанс был (писательница и одна из главных героинь Нью-Йорка 1970-х Фрэн Лебовиц как-то точно заметила: «В моем поколении никто не пил, это было очень не модно, ведь пили наши родители. Наркотики — другое дело»), а психотерапия и ее спутница фармакология, которая, как известно, с алкоголем сочетается плохо. В США, где на психотерапию до недавних времен, казалось, ходил один Вуди Аллен, новых пациентов становится больше где-то на миллион в год — по крайней мере, согласно писателю и журналисту Майклу Дензелу Смиту, который в The New York Times рассуждал, почему люди считают, что психотерапия делает их лучшими людьми (в 2008 году — 30,2 миллиона взрослых в стране получали психологическую помощь, в 2020-м — уже 41,4). В России на фоне эпидемии коронавируса эти показатели тоже выросли: в 2022-м Forbes и «КоммерсантЪ» докладывали — «рост составил от 10 до 30% в зависимости от региона, в Москве и Петербурге горожанам помощь требовалась чаще других». Это, впрочем, не значит, что пить в России в это время стали меньше: директор Национального научного центра наркологии психиатр Татьяна Клименко, супротив министру здравоохранения, в том же году говорила, что «пандемия коронавируса сказалась на уровне наркопотребления... Есть информация о том, что растет уровень потребления алкоголя».
Так почему же, спросит читатель, половина моих друзей побросала пить, другая отправилась в АА, и все они написали по этому поводу пост в соцсетях? Ответ кроется в этой части: «В Москве и Петербурге горожанам помощь требовалась чаще других». Тут мы подошли к главному и должны признать отказ от алкоголя у современных горожан 30+ и их же поход на терапию за неимением соответствующих исследований (пока) — вопросом классовым. И тут же снова спросить себя — что же на фоне этого ждет оставшихся в строю умеренных любителей пропустить по рюмочке с друзьями в конце долгого дня? Неужели наши дни хоть какого-то представительства в поп-культуре сочтены?
Кое-кто на дне бутылки
Сияние», 1980
На первый взгляд может показаться, что да — сочтены. Под натиском «осознанности» и выстроенной к ней впечатляющей системы услуг и товаров, начиная с линеек препаратов, якобы улучшающих работу мозга, и желания не толстеть (тут алкоголь — враг номер один), и заканчивая курсами, где учат загадочному «майндфулнес» и «селфимпрувменту», ко дну точно идет проверенный годами непотребств канон саморазрушения, немыслимый без безответности, известного вкуса к быстрой езде, горячительному и прочим залогам затянувшейся вечеринки (в литературе, например, последним его адептом и пропагандистом был Хантер С. Томпсон). Bad boys, начиная с Хамфри Богарта и заканчивая каким-нибудь Джонни Деппом, либо признаны теперь вредным патриархальным пережитком (иногда — вполне заслуженно), либо допились до чертей. За женским столом тоже в основном переходят на морковный сок — Дебби Харри, Кортни Лав, Стиви Никс сдаются в рехабы, про более юных деятельниц и говорить нечего.
Плохо себя чувствуют и духовные отцы контркультурщиков, романтики, символисты и остальные «проклятые поэты», которые в сознании масс давно существуют исключительно с рюмкой абсента наперевес. Падение их акций, впрочем, связано не только и не столько с ныне порицаемой любовью к излишествам, а с изменившейся социально-политической обстановкой, в центр которой наконец начали попадать до этого маргинализированные группы художественных деятелей. Женщинам предаваться сплину за бокалом на фоне вполне массированной международной атаки на их репродуктивные права, например, действительно некогда. Не говоря уже о том, что ретроспективно стало понятно, что творческий мужчина, открывающий очередную бутылку, певец «бури и натиска», очарованный среди прочего «народной мудростью», — один из главных источников почти всех современных геополитических проблем: не хочется вешать на Киплинга, например, всех нынешних правых консерваторов и популистов, но бывший премьер-министр Великобритании Борис Джонсон любил не к месту цитировать именно его.
Хамфри Богарт и Ингрид Бергман «Касабланка», 1943
«Большой Лебовски», 1998
Что мы имеем в остатке? На фоне засилья «звездного алкоголя» (о нем The Blueprint писал отдельно), от которого большей частью несет подвохом — поверить, что Эмма «Гермиона» Уотсон пьет собственный джин, все еще невозможно, а про Джей Ло и ее низкокалорийные коктейли вообще лучше не вспоминать, — особенно остро чувствуется нехватка персонажей вроде Джеффри Лебовски из «Большого Лебовски» братьев Коэн, современного прочтения романа патриарха нуара Реймонда Чандлера — вот уж кто знал кое-что об алкоголе. Главный герой «Лебовски», Чувак с «белым русским» в одной руке и с косяком (кто бы мог подумать — легализованным ныне в США) в другой, — прямо-таки ходячая персонализация такого сложно устроенного феномена, как «дзен», к которому так стремятся во время утренних медитаций многие поборники «здорового образа жизни». Способный примирить все и вся Чувак мог бы стать парламентером в дискуссии между зожниками и оставшимися в живых умельцами пропустить стакан. Для этого у него, правда, нет и не будет Instagram.
Впрочем, волноваться за любимые бары пока рано. Даже если нового Чарльза Буковски или Поля Верлена современное искусство едва ли породит, не стоит забывать: мы все еще живем в мире, где в рекламе японского виски Suntory снимались Акира Куросава и Фрэнсис Форд Коппола, а дочь последнего София в этом году продолжила семейную традицию и сняла им рекламный ролик с Киану Ривзом в главной роли. У него, кстати, тоже нет Instagram. Но это уже другой разговор.
