1997-й в моде

Под занавес Парижской недели моды, 7 марта, в Palais Galliera открылась выставка 1997 Fashion Big Bang. Куратор проекта Александр Самсон уверяет, что тот год стал определяющим для индустрии благодаря дебютантам вроде Оливье Тискенса, экспериметаторам вроде Анн Демельмейстер и знаковым коллекциям, вошедшим в историю, вроде первого кутюра Жан-Поля Готье или Gucci Тома Форда. Стилист и основательница Telegram-канала «Мегастиль» Ира Дубина успела посмотреть экспозицию одной из первых и ни разу не пожалела.

Луки из коллекций Comme des Garçons’, Rei Kawakubo, Martin Margiela, Ann Demeulemeester и Yohji Yamamoto

«1997 год стал переломным в истории моды: он ознаменовал переход в XXI век и дал импульс карьере одних из главных игроков индустрии, которые оказывают на нее влияние последние 26 лет» — такими словами вас встречает выставка 1997 Fashion Big Bang, которая открылась в Музее Гальера 7 марта и продлится до 16 июля. Название отсылает к статье Vogue Paris, в которой сезон кутюрных показов весна—лето 1997 окрестили «большим взрывом» — необходимым Парижу, чтобы отстоять свое звание мировой столицы моды. И хотя временные рамки экспозиции обозначены вполне четко, технически она охватывает период со второй половины 1996-го — именно тогда были представлены коллекции ready-to-wear весна—лето 1997, с которых и начинается выставка, — и до конца 1997-го.

Raf Simons

Рэй Кавакубо для балета Merce cunningham, 1997

Что общего между Рэи Кавакубо, Томом Фордом, Йоджи Ямамото, Анн Демельмейстер и Мартином Маржелой? Именно их революционные работы, показанные осенью 1996 года, стали, по мнению кураторов 1997 Fashion Big Bang, ключевыми показами сезона и наглядно продемонстрировали, насколько многообразной была мода 90-х. Последнее становится очевидным уже при входе на выставку, где вас встречают два манекена — один в культовых G-стрингах Gucci (сейчас их стоимость на винтажном рынке колеблется в районе 5000 долларов), другой в платье Comme des Garçons из знаменитой коллекции Body Meets Dress, Dress Meets Body с накладками, деформирующими линии тела. Слева — воплощение слогана sex sells, который во многом благодаря Тому Форду задал вектор коммерческой моде конца 1990-х — начала 2000-х, справа — рефлексия на тему стандартов красоты и навязанных обществом идеалов женского тела, которые культивировались в моде с 1980-х годов. Стоя друг напротив друга, эти два экспоната предлагают угадать — за кем пойдут дизайнеры грядущего тысячелетия (спойлер: будущее за продажами).

G-стринги Gucci

Gucci, весна–лето 1997

Comme des Garçons’

Yohji Yamamoto

Их спор прерывает расположившийся по соседству манекен, одетый в Look 3 из коллекции Maison Martin Margiela весна—лето 1997, — жакет Stockman, который выглядит так, будто раскройщик, работавший над очередным кутюрным творением, ушел на обед и так и оставил наряд незаконченным. В этой своей коллекции Мартин, так же как и Рэи Кавакубо, попытался критическим взглядом посмотреть на проблему индустриальных стандартов женской фигуры и фетишизации женского тела. Впрочем, самое яркое впечатление в этой инсталляции производит последний экспонат — черное пальто в пол силуэта New Look, гипертрофированно огромная шляпа и зонтик-трость в тон. Без подсказки трудно угадать дизайнера, и, изучив сопровождающую табличку, вы с удивлением обнаруживаете на ней имя Yohji Yamamoto. Вряд ли вы когда-либо ассоциировали японского авангардиста с классическими силуэтами 1950-х годов, тем временем с середины 90-х в работах Ямамото действительно начинает прослеживаться отчетливое влияние мастеров кутюра XX века с отсылками то к Жаку Фату, то к Кристобалю Баленсиаге и Габриэль Шанель. Вот что говорится в аннотации к тому самому экспонату: «На Йоджи Ямамото повлияло событие, всколыхнувшее мир моды в июле 1996 года, когда стало известно об отставке Джанфранко Ферре с поста креативного директора Dior и поиске нового кандидата на его место. В своей коллекции дизайнер отдал должное величайшим парижским кутюрье. Пойдя наперекор fashion-трендам того времени, он воскресил великое прошлое индустрии моды, что помогло ему обрести собственный голос».

Maison Martin Margiela

Следующий зал посвящен самым громким дебютам на модной сцене 1997 года. В первую очередь речь идет, конечно, об Александре Маккуине в Givenchy и Джоне Гальяно в Dior — оба представили свои первые коллекции в качестве креативных директоров, и сразу в рамках недели высокой моды. Первый получил шквал критики (например, за инфернальный образ с париком в виде рогов, в котором на подиум выходила Дебра Шоу, — именно он встречает посетителей во втором зале), второй одержал триумф и задержался в почетном кресле на 14 лет. Вообще, назначение обоих стало настоящим потрясением для парижской моды, о чем подробно рассказывается в книге Gods and Kings Даны Томас, а мы напомним буквально в двух словах. В 1995-м Гальяно стал креативным директором Givenchy, но уже через год перешел на аналогичную позицию в Dior, а его место занял Александр Маккуин. В итоге Гальяно удалось взбодрить почивающий на лаврах моды 1980-х Dior, а затем успешно провести его в новый миллениум, сделав одним из самых желанных (и финансово успешных) брендов начала 2000-х. Собственно, об этом два манекена: на одном вариация жакета бар, взбодренного необработанным краем и дополнившими образ черными шляпкой и мини-юбкой из крокодиловой кожи; на другом черное платье с декором, отсылающим к традиционным украшениям африканского племени масаи (именно они стали одним из источников вдохновения коллекции).

Возвращаясь к выставке, стоит отметить еще два заметных дебюта — полностью белую коллекцию Марка Джейкобса для Louis Vuitton, который стал креативным директором бренда в 1997-м (хотя показали ее только в марте 1998-го, обойти вниманием заслуги дизайнера, фактически создавшего для французского дома линейку ready-to-wear, невозможно в контексте разговора о ключевых событиях в моде того периода). А также первую кутюрную коллекцию Jean Paul Gaultier, абсолютно выдающуюся и представленную аж в трех экспонатах — к слову, кураторы не обошли вниманием и вклад дизайнера в кинематограф: в соседнем зале можно увидеть костюмы для «Пятого элемента» его авторства. Дальше по экспозиции — культовая сумка Fendi Baguette — она тоже впервые увидела свет в 1997 году, положив начало феномену it bags и заслужив мировую славу благодаря сериалу «Секс в большом городе» (It’s a Baguette!).

Александр Маккуин
для Givenchy, осень–зима 1997

Эди Слиман для Saint Laurent, 1997

Jean Paul Gaultier Haute-Couture, костюмы к фильму «Пятый элемент»

Jean Paul Gaultier Haute-Couture, весна–лето 1997

1997 Fashion Big Bang — выставка небольшая (осмотреть ее можно минут за 30), но очень толковая, правда, наибольшее впечатление вы от нее получите, скорее всего, если понимаете контекст. Вот аскетичные платья глухого черного цвета из первой коллекции Николя Жескьера для Balenciaga — кстати, вы знали, что изначально кандидатами на роль креативного директора бренда были Хельмут Ланг и Йоджи Ямамото, однако в итоге руководство передумало брать на эту должность известного дизайнера и остановилось на тогдашнем ноунейме Жескьере? Вот работы молодого Оливье Тискенса — в одном из его платьев Мадонна снимется в клипе на песню Frozen, благодаря чему имя бельгийца будет у всех на устах. А вот по соседству с Жескьером скромно стоит лук из коллекции незаслуженно забытого Джозефа Тимистера, который, собственно, и передал ему бразды креативного правления в Balenciaga. Рядом — похожие на театральные костюмы насекомых, невероятные в своей декоративности наряды Thierry Mugler и платья-кольчуги Versace, упрямо наследующие бескомпромиссную роскошь предыдущего десятилетия, но не готовые уходить в тень перед пессимистичными дизайнерами новой волны. 1997 год, кажется, стал водоразделом между модой старого и нового времени, и пока одни упрямо отвергали прошлое, а другие, напротив, цеплялись за него мертвой хваткой, самые дальновидные балансировали где-то посередине, беря лучшее от каждой из сторон.

Мадонна в клипе на песню «Frozen»

Gianni Versace, весна–лето 1997

Нет ничего удивительного в том, что первая мысль, на которой ты себя ловишь во время изучения выставки, — «сейчас так не делают». Поразительно, насколько может захватывать дух от вещей, которым всего-то четверть века, — и не важно, говорим мы о кутюре или стрингах с логотипом G в районе ягодиц. Но не стоит ударяться в меланхолию по модам давно минувших дней и сетовать, что бизнес уничтожил искусство. Этот процесс начался не вчера, о чем еще в 2007 году писала все та же Дана Томас в книге Deluxe: How Luxury Lost its Luster (крайне рекомендую), он необратим, и нам просто приходится принимать правила игры. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что в эпоху, когда успех бренда во многом зависит от соцсетей, а возможности выбора у потребителей стали почти бесконечны, система вдруг повернет вспять, как в «Доводе» Нолана. Но для того нам и нужны события вроде 1997 Fashion Big Bang — чтобы не потерять память о времени, когда творцы могли не оглядываться на лайки и репосты.