Все сложно, неоднозначно и чересчур

ФОТО:
АРСЕНИЙ НЕСХОДИМОВ, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ

Московская галерея Ruarts отметила в эти выходные свое 20-летие. В честь юбилея Анна Федина расспросила ее основательницу Марианну Сардарову и арт-директора галереи и фонда Ruarts Катрин Борисов о месте современного искусства в России 2024 и в ее жизни, об NFT и моде на текстиль и керамику, о вкусах Дубая и скуке Швейцарии, о китче как диагнозе и любовном настроении как терапии. 

В 2004 году году вы открыли галерею Ruarts выставкой «Искусство — это иллюзия», посвященной новым медиа вообще и российскому видео-арту в частности...

Марианна: Да, было много коллег, и я помню «прекрасные» комментарии. Не буду говорить чьи. Мол, открыть-то несложно, посмотрим, что дальше будет… И вот мы здесь.

А тогда вы что думали? Какое вообще у вас было ощущение от состояния современного искусства в России? Почему начали с новых медиа?

Марианна: Мне хотелось, чтобы в городе появилось пространство для современного искусства. Двадцать лет назад все галереи были в подвалах или в каких-то, мягко говоря, не приспособленных для того, чтобы показывать искусство, помещениях. А мне хотелось показать искусство в другом масштабе, чтобы сама архитектура работала ему на пользу. К слову, лестница как центральный элемент потом появилась и в здании фонда Ruarts, которое в 2021 году открылось в Трубниковском переулке. И с тех пор выставки, посвященные коллекции фонда, проходят там, а в галерее остались свои, галерейные проекты. А новые медиа — их никто не показывал тогда. Мы решили открыть галерею актуального искусства тем, что на тот момент и было самым актуальным.

«Искусство это иллюзия», 2004

Катрин: И для этого были технические возможности. Ни одна другая галерея, наверное, на тот момент не могла похвастаться таким количеством проекторов. Так что это был эффектный ход.

То есть можно говорить о метафорической идее вывести совриск из андеграунда. Получилось?

Марианна: Я считаю, что да. А дальше Катрин, став в 2010 году арт-директором и галереи, и фонда, сфокусировала мое внимание на художниках уличной волны, которые с тех пор стали серьезными авторами с музейными выставками и остаются нашими хедлайнерами: это Дмитрий Аске, Алексей Лука, 0331С, Гриша, Марат Морик, Ваня Найнти.

Катрин Борисов

«Художник — это не человек, который задает параметры для искусственного интеллекта, а человек, который что-то делает сам»

Выставка «Чересчур», 2024

Саша Лемиш, Real Things, 2024 / Выставка “Черезчур”, 2024

«Чересчур», 2024

Александр Виноградов и Владимир Дубосарский, «Без названия», 2006

Если продолжить метафору, каково сейчас место современного искусства в городе? И вообще в России 2024?

Марианна: Ну что я могу сказать? В связи со всеми событиями место искусства в России 2024 года неоднозначно. Много художников уехало, да, кто-то остался, кто-то уже вернулся. Но художники все по-разному переживают эту ситуацию. Так что... Поэтому мы в фонде открыли такую немножко духоподъемную, на мой взгляд, выставку «Чересчур». Она не связана с нашей годовщиной, но связана с нашим ощущением того, что всем хочется немножко праздника.

«Мы скорее в состоянии анемойи пребываем. Ностальгии по тому, чего ты не испытывал, чего не пережил»

А я как раз собиралась спросить, можно ли считать совпавшую с юбилейными торжествами выставку про китч, роскошь и чрезмерное потребление, охватившие многих из нас всех в нулевые и десятые, диагнозом обществу?

Марианна: Думаю, да. Мне кажется, эта выставка вышла очень удачной еще и потому, что приглашенный куратор Алексей Масляев провел по-настоящему глубокое исследование феномена китча. И, скажем так, этим не только мы страдаем. Китч есть везде. 

Катрин: Мы, по сути, обозначили проблему того, что все тексты, посвященные китчу, были написаны в прошлом веке и уже не соответствуют действительности. Китч уже не нужно определять через противопоставление чему-либо: классическому искусству, авангарду, хорошему вкусу. Он и есть современное искусство. Это, можно сказать, первый подход к более расширенному исследованию. Было бы здорово сделать международную выставку.

Марианна: Да-да, с Кунсом и Херстом. Это все туда же относится.

Но сейчас это невозможно.

Марианна: Да, иностранные галереи отказались с нами сотрудничать. При этом все пишут, что хорошо к нам лично относятся. Плюс очень сложно и перевозить работы, и переводить деньги. Мы находимся в изоляции. При этом у нас была традиция: мы на юбилеи всегда делали проект с иностранным художником. В том числе чтобы не обижать никого из наших.

«NFT еще один мыльный пузырь. Потому что, имея деньги, владеть одним миллиметром шедевра — это какая-то странная история»

И на этот юбилей планировали?

Марианна: Так далеко мы не загадывали. Мы живем по годовому плану. Но сначала случился ковид, мы его пережили и решили, что это будет самое необычное время в нашей истории. Но случилось еще более необычное. И мы в этих реалиях стараемся делать выставки на том же уровне, на котором мы всегда делали. Я считаю, что это наша главная задача.

Но если говорить о международных планах: ваша личная коллекция распределена даже не по странам, а по континентам: что-то в Дубае, что-то в Италии. Не было у вас желания открыть галерею и там?

Марианна: Открыть филиал в Европе было бы интересно, но это невозможно сейчас. Наша культура просто отменена. Плюс каждой стране интересно свое искусство. Это всегда так было. Французы покупают больше французских художников, англичане — английских. Америка покупала все, но и они сейчас возвращаются к истокам. Была мода на китайское искусство, но сейчас этот пузырь лопнул. Теперь вот на очереди глобальный юг, Африка, но там все очень декоративное — керамика, текстиль.

Как насчет дубайского рынка?

Марианна: Он еще в стадии развития. Когда мы приезжали на первые арт-ярмарки в Дубае, там, на мой взгляд, тоже было очень много всего декоративного. Потому что нельзя то показывать и это изображать. Сейчас это меняется. И я уже рассказывала в другом интервью, как ввозила в Дубай ню Мажореля, наклеив поверх защитного стекла купальник на интимные места. Вот есть ощущение, что «купальники» скоро появятся и на ярмарках. Но даже по коллекции и экспозиции Лувра Абу-Даби видно, что все это пока что рассчитано на неподготовленного зрителя, на того, кто первый раз пришел в музей. И я же не черепаха, триста лет жить не буду, поэтому не готова ждать, пока все это сформируется. В общем, пока при наличии фонда и галереи мы хотим сосредоточиться на работе здесь, в стране. С другой стороны, прогнозировать свою жизнь сейчас, кажется, могут только люди, живущие в Швейцарии. Вот у них все скучно. Так иногда хочется поскучать. Отойду от темы... Есть у меня подруга, очень энергичная, мы вчера с ней ходили в театр, и она говорит: поставь вот себе в календарь на апрель. А я не знаю, что будет в апреле.

«Нечистоплотных клиентов, когда пришел в галерею, присмотрел художника, а потом стараешься у него купить дешевле, тоже становится меньше»

А в России тоже свое покупали (понятно, что сейчас и выхода особо нет)? Или у нас было принято покупать иностранное, потому что в него как будто больше веры?

Марианна: Было такое, потому что хотелось войти в международный контекст, но свое, родное, понятное — скажем, передвижников или классическую русскую живопись начала ХХ века — все равно покупают больше. Люди понимают, на что они тратят большие деньги. И, к слову, все попытки вывести современных российских художников на мировой рынок, кто бы вам что ни рассказывал про участие в ярмарках — мы тоже участвовали и в Art Miami, и в Нью-Йоркской арт-ярмарке, и в Arco, — были не слишком успешны. Но, кстати, уличная волна в Мадриде выстрелила круто. Видимо, это действительно интернациональный язык. Другие авторы тоже продавались, нельзя сказать, что мы возвращались с пустыми руками, но все сложно.

Как сейчас меняется российский арт-рынок?

Катрин: В Москве в эти выходные проходила ярмарка |catalog|, которую проводит Ассоциация галерей. Она существует уже почти четыре года, Ruarts в нее входит в самого начала, и, слава богу, проведена большая работа для того, чтобы регламентировать отношения практически между всеми участниками рынка: художником, галереей, коллекционером, арт-дилером. Теперь есть кодекс, документация, описания процессов. До этого у всех были свои какие-то представления о взаимодействии. И вообще в принципе понятия по жизни.

Марианна: Да, у всех разные представления, как оно должно быть. Проще всего, конечно, работать с художниками, у которых есть опыт работы за рубежом. Потому что они понимают, как устроена система, что продавать самому себя — это плохо, что каждый должен заниматься своим делом: художник создает искусство, галерея его популяризирует, делает выставки и этим отличается от арт-дилера, который просто продает. Нечистоплотных клиентов, когда пришел в галерею, присмотрел художника, а потом стараешься у него купить дешевле, тоже становится меньше. Тем более что художники же нам сами звонят и цену выставляют по согласованию с нами.

А какие самые дикие случаи бывали?

Марианна: Не дикие, но всякое бывало. Взяли работу — потеряли. Или художник взял деньги на проект — и не сделал и никак за это не отвечает. Или работа в галерее на комиссии, а он ее забирает и за спиной галереи продает. Сейчас в ассоциации все это регламентировано, люди понимают, что есть договор, обязательства. Что налоги надо платить, если ты профессиональный художник и имеешь с этого доход. При этом не все могут вступить в ассоциацию, потому что очень много кто работает без договора, просто на доверительных отношениях. Например, мы считаем, что арт-эдвайзеры не могут брать комиссию и с галереи, и с клиента.

То, на чем Рыболовлев попался.

Марианна: Ну да. С двух сторон брать комиссию неприлично. 

«Китч уже не нужно определять через противопоставление чему-либо: классическому искусству, авангарду, хорошему вкусу. Он и есть современное искусство»

Как меняется портрет коллекционера?

Марианна: На смену мужчинам с сединой приходят миллениалы. И если у первых клишированное представление о благосостоянии включало хороший дом, хорошую машину и после этого классическое русское искусство, то для нового поколения, скажем, хороший дом уже не важен. Для них важны впечатления, которые они получают.

Возможно, потому, что дом не могут купить... Впрочем, все сейчас обсуждали съеденный банан Каттелана и новое поколение коллекционеров, которые как раз интересуются теми самыми впечатлениями. И вроде как интересуются NFT, хотя про него тоже стали гораздо меньше говорить. Вы что про это думаете?

Марианна: NFT еще один мыльный пузырь. Потому что, имея деньги, владеть одним миллиметром шедевра — это какая-то странная история.

Катрин: Плюс в России криптовалюты в серой зоне находятся. Но главное, почему NFT не выстрелило, — нет серьезных художников. Кто-то успел перевести свои работы в NFT и хайпануть, а вот тех, кто круто работает именно с этим форматом, нет. При этом мы два года подряд делаем с Re:store выставки, посвященные диджитал-арту, и видна целая плеяда интересных российских художников, которые и цифровое искусство делают, и с искусственным интеллектом работают.

Марианна, вы как к ИИ относитесь?

Марианна: Меня он немного пугает.

Катрин: А мне кажется, это крутой инструмент.

Марианна: Нет, это крутой инструмент. Но для меня художник — это яркая индивидуальность. То есть это не человек, который задает параметры для искусственного интеллекта, а человек, который что-то делает сам.

Вы что-то купили уже в галерею?

Катрин: На последнем blazar Марианна приобрела для фонда работу Марии Блащик. Она не полностью сделана искусственным интеллектом, но с его участием. И довольно много художников на самом деле делает такое пока гибридное искусство.

Мария Блащик, Stasis, 2024

То есть будущее все-таки за диджитал-искусством?

Марианна: Мы пока смотрим. Оно явно развивается, а куда это развитие заведет, пока непонятно. И наши коллекционеры, даже молодые, тоже пока к нему присматриваются. А вот уличные художники им понятны.

Катрин: Старшее поколение тяготеет к живописи, молодежь скорее к графике, керамике, тиражному искусству. Тут, конечно, и финансовый вопрос важен, но как будто и сама концепция коворкинга, коливинга, каршеринга им близка. Виталий Тюрлик — молодой художник, который работает с текстилем, тоже хорошо продается.

«можно говорить о метафорической идее вывести совриск из андеграунда»

Керамика, текстиль — оказывается, не только глобальный юг ими интересуется. Это маятник: от высоких технологий типа NFT к чему-то первобытно архаичному?

Марианна: Мне кажется, что первобытное, архаичное, как это ни пафосно звучит, имеет душу.

Катрин: Это не маятник, это просто метамодернизм, когда все развивается параллельно.

Марианна: В этом прелесть нашего времени. И главное, чтобы была возможность увидеть, куда все это заведет.

Михаил Розанов, Серия «Лувр», 2017

Вы видите, что там за поворотом?

Марианна: Нет, мы за поворотом ничего не видим. Но мы идем по этой дороге. Мы показываем все, что мы находим нового, интересного, актуального. Я надеюсь, и дальше будем показывать.

«даже по коллекции и экспозиции Лувра Абу-Даби видно, что все это пока что рассчитано на неподготовленного зрителя»

Какие темы сейчас волнуют художников и вас? 

Марианна: Нас разные темы интересуют. У нас такой девиз. Без политики и порнографии. Так что...

Остается китч.

Марианна: Там ни политики, ни порнографии. Ну, по чуть-чуть. А следующая выставка в галерее будет «Любовное настроение». Хочется чего-то терапевтического.

Карвай, ностальгия? Так бы вы описали наше состояние?

Катрин: Мы скорее в состоянии анемойи пребываем. Ностальгии по тому, чего ты не испытывал, чего не пережил. 

По несбывшемуся?

Катрин: Да, по несбывшемуся, по невозможному. А если говорить о «Любовном настроении», то все мои кураторские выставки всегда суперличные. Это то, что я переживаю, испытываю сама, и под это я подбираю искусство. Так что у меня сейчас любовное настроение. И на выставку попало большинство наших авторов, от Спенсера Туника до Сергея Борисова и Кира Эсадова. А еще будет Алиса Горшенина с очень хорошей работой. И скульптура французского художника 3TTMAN из личной коллекции Марианны, она очень здорово ложится в эту концепцию.

Марианна, какое искусство создает вам любовное настроение? На что вы смотрите каждый день? 

Марианна: Я просыпаюсь и вижу с одной стороны Серебрякову, с другой стороны Мажореля. А еще Бакста, Гончарову, Тамару Лемпицкую, Малявина, Фешина...

Этак вообще можно из дома не выходить. Что вас заставляет?

Марианна: Да я сама удивляюсь все время. Наверное, пытливый ум.