Музей первой необходимости 

ФОТО:
Шамиль Хасянзанов

В Москве открылся Музей криптографии. За устрашающим названием скрывается, возможно, самая полезная сейчас экспозиция, посвященная технологиям современной коммуникации, в частности тому, как защищать свои данные в цифровом пространстве. Ну и, разумеется, тому, благодаря чему и кому техники шифрования информации появлялись и развивались. The Blueprint поговорил с директором музея Лидией Лобановой о том, почему сейчас это музей первой необходимости.

Музей криптографии располагается по адресу Ботаническая улица, 25, — в здании бывшего НИИ связи, или Марфинской шарашки — организованной в 1946 году спецтюрьмы МВД СССР и описанной Александром Солженицыным в романе «В круге первом», где находилась лаборатория специальной техники. До этого там располагался Александро-Мариинский детский приют, детская колония и во время Великой Отечественной войны — госпиталь.

В конце 1940-х заключенные специалисты из Германии и СССР (среди которых и был Солженицын) разрабатывали там первые образцы техники для радиоразведки. В 1952-м советское государство от труда заключенных отказалось, и на Ботанической расположился Научно-исследовательский институт автоматики. В 2020 году здание было передано группе компаний «Криптонит», которая занимается разработкой решений в области хранения, обработки и управления большими данными. Поначалу там планировалось сделать просто офис, но довольно быстро стало понятно, что здание с такой историей должно принадлежать городу. Так родилась идея Музея криптографии — действительно, возможно, пришло время объяснить, как все-таки устроена передача данных в наших мессенджерах.

Директор музея Лидия Лобанова, работавшая на запуске Политехнического музея и многим знакомая по проекту для подростков «Каскад», благодаря которому, четырнадцатилетние стали как подорванные ходить в музеи, при поддержке историков и кураторов собрала впечатляющую экспозицию. В ней исторические данные (музей выстроен в обратном порядке — от современности до самых древних способов шифрования, которыми пользовался, например, Цезарь) соседствуют с современным искусством. Тренды цифровой эпохи интерпретируют среди прочих Дмитрий Морозов (:vtol:), Марио Сантамария и дуэт Мартина Надала и Цесара Эскудеро Андалуза. А заодно всем интересующимся рассказывают про классификацию хакеров, работу «черных» цензурных кабинетов Российской империи и учат, как правильно придумывать пароли для почты. Переоценить степень полезности музея, как говорится, невозможно.

Лидия Лобанова

О музее первой необходимости

В некотором смысле Музей криптографии — это музей первой необходимости. Когда люди слышат слово «криптография», они сразу думают про КГБ, ФСБ, слежку. И действительно (у нас даже есть такая инсталляция — как криптография развивалась внутри служб национальной безопасности) поначалу так оно и было. До появления интернета люди не ощущали такой потребности — следить за безопасностью своих данных. Свои данные охраняли государства. Но с появлением интернета появляется такая необходимость. Сейчас криптография развивается в гражданскую сторону — это, по сути, защита твоих интересов. И знать об этом очень важно.

О миссии
музея

Главное было — показать, как наука связана с тобой лично. Это не абстракция, как многие думают: «наука — это что-то скучное и меня не касается, а касается каких-то ботаников». Наш музей — он про базовую грамотность современного человека. Ведь новая грамотность — это умение существовать в цифровой среде.

О том, что не 
существует универсального музейного опыта

До учебы в университете я жила в маленьком поселке. Поэтому мне сейчас очень смешно, когда мне говорят: «Ну вот, когда ты ходила в Пушкинский в детстве». А я не ходила в Пушкинский в детстве. До университета я видела максимум Музей янтаря или краеведческие музеи.

Фото: Арсений Несходимов

О том, как после юрфака уйти в музейное дело

Мои родители по профессии — юристы. И хотя я знала, как это все устроено, в голове все равно был романтический образ адвоката. Я всегда мечтала быть именно им. Но после вуза довольно быстро осознала глубину своего заблуждения, и стало понятно, что планы на жизнь придется пересматривать.

В какой-то момент я попала в калининградское комьюнити Contemporary dance. Это было время расцвета ЦСИ «Фабрика», фестиваля ЦЕХ, и я в Калининграде довольно долго занималась разными прекрасными художественными активностями. Пошла в калининградский Союз фотохудожников работать менеджером по проектам. Поняла, что мне для работы не хватает каких-то скиллов. И как прилежная отличница, которая закончила школу с золотой медалью, а университет с красным дипломом, я, естественно, решила, что мне надо пойти поучиться. Я узнала про Шанинку, на все деньги купила билеты — и приехала, совершенно не рассчитывая поступить. А через месяц мне сказали, что я прошла, да еще и со стипендией.

Тогда я не собиралась заниматься музеями, думала в сторону урбанистики. Был жив еще Вячеслав Глазычев, звезда российской урбанистики. Диплом я писала про организацию арт-резиденций в Калининградской области, потому что искренне собиралась туда возвращаться. Я и сейчас не оставляю эту идею. В конце обучения я получила предложение от Политехнического музея, который тогда как раз готовился к модернизации и проводил конкурс концепций.

Я пришла в Политех, и эта амбиция — сделать научный музей номер один в мире — меня захватила.

О референсах 

Положа руку на сердце, я не могу назвать много референсов для нашего музея. Гайды, связанные с доступной средой, мы брали из британских и американских музеев. Мы смотрели на Музей коммуникации в Берне, Музей шпионажа в Берлине. Мы смотрели на Музей микробов в Амстердаме, Музей криптографии в США, но это тоже не совсем наша история — там это музей одной организации, Американской службы национальной безопасности. В общем, мы создавали собственный нарратив: были примеры, но ролевой модели не было.

О вещах, которые обязательно должны быть в музее 

Я сразу наметила образовательную стратегию. Для меня музей — это путь трансформации, и любая выставка — это часть образовательного процесса. Музей надо делать так, чтобы у посетителя было состояние «до» и «после». Чтобы происходило какое-то интеллектуальное и эмоциональное открытие.

О том, как родилась идея «Каскада» — школы для подростков в музеях

В какой-то момент в Политехе я начала заниматься методической деятельностью. Там была подростковая программа — не очень многочисленная, но весьма впечатляющая. Мы начали работать с Сашей Хейфец, и оказалось, что очень сложно набрать детей — причем детей не из гуманитарно-культурной тусовки. Мы стали это обсуждать. Дело было в конце 2017 — начале 2018 года — как раз вышло большое американское исследование про то, какое влияние подростковые программы в музеях оказывают на участников. Про то, как грандиозно меняются их социальные траектории. В общем, все, что мы и так знали, люди просто доказали. Мы сели думать с великим методистом Дашей Савельевой, она теоретик и практик педагогического дизайна, специалист по мотивации. Мы стали смотреть на разные алгоритмы обучения. А тут в федеральный государственный стандарт по образованию как раз ввели проектную деятельность.

Мы пытались понять, в чем нестыковка — почему подростки не ходят в музеи. В подростковом возрасте очень важно пропустить знание через себя и во что-то его упаковать. И мы подумали — а давайте сделаем проект на базе культурных институций. Подростки в течение учебного года будут в них проходить программу по проектной деятельности, и она будет засчитываться в школе. Очень остро стоял вопрос масштабирования — нам хотелось, чтобы это можно было повторить в каждом районном центре, а не только в хорошем московском музее.

Нам важно было создать пространство, где подростки могли бы самостоятельно мыслить и, главное, получать возможность реализовывать свои идеи. Я на самом деле считаю, что в «Каскаде» ты учишься быть взрослым заранее — понимать, что тебе интересно, формулировать свои идеи и доводить их до конца. В случае «Каскада» — это итоговая выставка, которую курируют и современные художники, и наши тьюторы. При этом понимая, что процесс все равно важнее результата.

Недавно я у нас в музее, в секции про СМИ, встретила выпускника «Каскада» — чуть не расплакалась.

О том, как
не опускать руки

Будем честны — в нынешних обстоятельствах руки опускаются. Но надо помнить, что вчера, сегодня, завтра и послезавтра люди — это самое главное, что у нас есть. Надо помнить, для кого и зачем мы это все делаем. Подросткам, молодым взрослым, просто взрослым мы объясняем, как работает информационный мир, как создается информация, как создается мультимедийный контент и как он распространяется. Мы рассказываем, как оставаться в безопасности в цифровом мире, как проверять факты. Как знать, когда тебя хотят обмануть. Почему важно говорить и про историю, и про современность? Мы принимаем наше прошлое, но оно не определяет наше будущее. Мы сейчас находимся в здании бывшей Марфинской шарашки, оно строилось как приют, потом здесь была колония, потом тюрьма для ученых. А теперь здесь музей. Экспозиция Музея ГУЛАГа заканчивается вопросом «Что надо сделать, чтобы это не повторилось?». Мы говорим — быть информированным.