Черным по белому
ФОТО:
GETTY IMAGES, LEGION-MEDIA, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
В Королевской академии художеств открылась ретроспектива великого американского живописца Керри Джеймса Маршалла. Анастасия Ландер посмотрела гигантскую выставку и считает, что The Histories — не просто юбилейный проект, а момент, когда в историю искусства вносятся важные коррективы, и это стоит увидеть воочию.
Выставка Керри Джеймса Маршалла The Histories. Дэвид Пэрри / Королевская академия художеств, Лондон
Высокий крепкий чернокожий мужчина в темно-синем джемпере, бейсболке, джинсах и кроссовках стоит в просторном зале лондонской Королевской академии художеств, выкрашенном в темно-синий цвет «старых мастеров». Он иронично улыбается, пока вокруг суетятся пиарщицы с бейджиками на брендированных ленточках, журналисты снимают его на телефоны, а двое белых мужчин в костюмах покашливают у микрофона, готовясь сказать речь. Мужчины в костюмах — кураторы Марк Годфри и Эдриан Лок, а дядька в бейсболке — великий афроамериканский художник Керри Джеймс Маршалл. Маршаллу 70 лет, сейчас в академии откроют его крупнейшую в Европе ретроспективу Kerry James Marshall: The Histories, и именитая британская арт-институция на время станет сценой, где меняются не декорации, а сам порядок вещей.
Фото: Анастасия Ландер
Керри Джеймс Маршалл, Vignette (Wishing Well), 2010. Частная коллекция
Керри Джеймс Маршалл, Untitled, 2009. Художественная галерея Йельского университета
Работы Маршалла легко узнать. Это гигантские красочные полотна, которые всегда напоминают нечто привычное глазу: сцены повседневной жизни в стиле Жоржа Сёра, Гюстава Кайботта, больших и малых голландцев, только герои этих картин — чернокожие. Из этих работ растут и Амоако Боафо, и Занеле Мухоли, и Кехинде Уайли, и Линетт Ядом-Бокай — целое поколение звезд рынка и институций, художников африканского происхождения, которые ставят в центр своих практик вопросы идентичности, видимости и власти. Но Маршалл был первым: его полотна всерьез работают с каноном, берут у него язык, композицию, жанр — и поворачивают их так, что привычное, эта темная бездна, вдруг начинает пристально смотреть на тебя в ответ. Инерция институций велика: осенний слот главных залов академии последние годы отдавали преимущест-венно белым художникам: сербской «бабушке перформанса» Марине Абрамович, британскому концептуалисту Майклу Крейг-Мартину, великому американскому модернисту Милтону Эйвери, южноафриканскому мастеру политической анимации и инсталляции Уильяму Кентриджу. Но вот, пожалуйста, эволюция: чернокожий Маршалл, наверное, самый великий живущий американский живописец, почетный академик с 2022 года, приходит этим сентябрем в академию, и не просто как гость, но как соавтор — или ниспровергатель? — пресловутого канона.
Маршалл родился в 1955 году в Бирмингеме, штат Алабама, вырос в Лос-Анджелесе, а как художник сформировался в Чикаго, где и сегодня живет и работает. Еще учась в Институте Отиса, он определил для себя главную задачу практики: использовать живопись как инструмент борьбы с исторической невидимостью чернокожего тела в западной художественной традиции. Маршалл начинал писать, когда студентам назидательно сообщали: «Фигуративная живопись умерла, нечего ей заниматься». Это развязало ему руки: художник постоянно дискутирует с многовековым, по сей день доминирующим жанром. Он обыгрывает его композиции и приемы, создавая так называемый контрархив, собственный корпус живописного наследия, в котором чернокожие фигуры крепко стоят в центре повествования. Заимствуя тропы и приемы то у импрессионистов, то у мастеров Ренессанса, то у больших и малых голландцев, Маршалл обращается и к афрофутуризму, и к конголезским nkisi nkondi — деревянным ритуальным фигуркам, в которые вбивают гвозди и лезвия, превращая их в живые хранилища энергии и памяти, способные защищать владельца и наказывать его врагов. Он постоянно проверяет на прочность социальные конструкты красоты, вкуса и власти, методично выстраивая новые правила живописи, где повседневность черных американцев превращается в эпос. «Я всегда хотел быть историческим живописцем масштаба Джотто и Жерико», — говорит Маршалл, и его картины мощно звучат в этом регистре, где каждое лицо, поза, жест становятся иконографией новой истории.
Керри Джеймс Маршалл / Legion-Media
Керри Джеймс Маршалл, The Academy, 2012. Галерея Джека Шейнмана, Нью-Йорк
Маршалл работает сериями, и так же циклично организована экспозиция, занимающая одиннадцать залов, каждый из которых предлагает свою магистральную тему. Открывает ее монументальная работа The Academy (2012), где обнаженный натурщик на занятии по рисунку поднимает кулак в жесте Black Power. В этой точке сталкиваются академическая дисциплина, на занятия которой до сих пор приходят студенты в здание академии, и политический жест; привычная семиотика западной живописи и новый субъект, который уверенно занимает ее центр.
Следующая глава — Invisible Man, по названию романа Ральфа Эллисона «Невидимый человек», написанного в 1952 году от лица безымянного черного рассказчика, — содержит работы A Portrait of the Artist as a Shadow of His Former Self (1980) и, собственно, Invisible Man (1986). Из непроглядно-черного фона выступают фигуры, словно рожденные самой темнотой. Роман Эллисона навел Маршалла на изображение черных персонажей на черном заднике, так, чтобы зрителю приходилось долго вглядываться в полотно, пытаясь разглядеть на нем героя картины.
Керри Джеймс Маршалл, A Portrait of the Artist as a Shadow of His Former Self, 1980. Музей современного искусства Чикаго
Керри Джеймс Маршалл, Invisible Man, 1986. Коллекция Лиз и Эрика Левковски
Керри Джеймс Маршалл, Knowledge and Wonder, 1995. Выставкы Керри Джеймса Маршалла The Histories (c) Дэвид Пэрри / Королевская академия художеств, Лондон
Керри Джеймс Маршалл, Scipio Moorhead, Portrait of Himself 1776, 2007. Галерея Джека Шейнмана, Нью-Йорк
Керри Джеймс Маршалл, School of Beauty, School of Culture, 2012. Галерея Джека Шейнмана, Нью-Йорк
Две крупнейшие галереи — раздел The Painting of Modern Life — посвящены масштабным полотнам о повседневной жизни афроамериканского сообщества. Влияние Мане, Кайботта и Сера здесь очевидно, но решающим становится сам выбор сюжетов: расслабленные пикники в парке — двое обнялись на одеяле, скинуты туфли, за кадром оставлен страстный поцелуй; дети на площадках, пары в томном танце. В School of Beauty, School of Culture (2012) салон красоты выстраивает сложную сценографию современной культуры: постеры и прически, лозунги и позы, от картины буквально пахнет щелочным выпрямителем волос, словно слышен шум многочисленных фенов. На переднем плане две девочки играют с анаморфированной головой Барби — Маршалл машет рукой Гансу Гольбейну Младшему и его «Послам» в соседней Национальной галерее. Прием, который в истории искусства использовался для напоминания о смерти, у Маршалла превращается в комментарий о стандартах красоты и давлении массовой культуры.
Керри Джеймс Маршалл, Knowledge and Wonder, 1995
В центре этого раздела — Knowledge and Wonder (1995), самое большое полотно художника, впервые показанное за пределами Чикаго. Огромные книги, восторженная малышня, космос, лестница ввысь, к прогрессу и светлому будущему: так строится гражданская утопия, где библиотека превращается в стартовую площадку воображения. В США картина стала предметом громкого скандала, когда власти Чикаго попытались продать ее на аукционе, но под давлением художника и общественности она осталась в городе. Теперь, впервые показанная за пределами Чикаго, она служит в Лондоне напоминанием о том, что музеи и библиотеки должны быть социальными мостами, лифтами, подпорками, а не барьерами и не башнями из слоновой кости.
←
Керри Джеймс Маршалл, Great America, 1994. Национальная галерея искусства, Вашингтон
↓
Керри Джеймс Маршалл, Vignette #13, 2008. Галерея Джека Шейнмана, Нью-Йорк
Great America (1994) превращает аттракцион-лодку из парка развлечений в аллегорию трансатлантической торговли людьми и одновременно американской индустрии досуга. Затем — серия Souvenir (1998), созданная для выставки в Renaissance Society в Чикаго. Гостиные друзей и родственников Маршалла превращаются в театр памяти, где блестки и гирлянды соседствуют с фигурами ангелов, напрямую перекликаясь с иконографией Благовещения. Уютные «Мамушки» в образе архангела Гавриила здесь не вручают лилию Деве Марии, а многозначительно и строго смотрят на зрителя, ломая четвертую стену американской гостиной, где стены увешаны портретами Мартина Лютера Кинга, Медгара Эверса (активист и борец за права чернокожих. — Прим. The Blueprint), Джона и Роберта Кеннеди.
Керри Джеймс Маршалл, Souvenir II, 1997. Галерея американского искусства Аддисона
Wake, 2003 – по наст. время / выставка в rennie museum, 2018 год. Фото: rennie museum
Предфинальный аккорд выставки — инсталляция Wake (2003 — по наст. время). В центре зала — черный корабль, плывущий по лаковому черному морю. К его корпусу крепятся цепи и рыболовные сети, а на стенах развешаны медальоны с портретами черных ученых, писателей, музыкантов и активистов — от аболиционистки Гарриет Табмен до идеолога панафриканизма Маркуса Гарви. При каждом экспонировании Маршалл добавляет работе новые элементы, словно вбивает новые гвозди в ритуальную фигурку nkisi nkondi, тем самым наращивая ее магическую силу. Объект постоянно меняется и растет, а расширяющийся пантеон черных лиц являет собой альтернативу привычным залам славы западных музеев. Wake говорит и о трансатлантической работорговле, и о расцвете жизни и культуры после отмены рабства. Само название звучит многозначно: и «поминки», и «бодрствование», и «кильватер» (струя, остающаяся позади идущего судна), — и все эти значения усиливают смысл инсталляции. Для Маршалла память — не монолит, а процесс, который постоянно накапливает новые смыслы и требует регулярного внимания.
Untitled (Red, Black, Green), 2012 (c) Керри Джеймс Маршалл
Выход с выставки еще до сувенирной лавки лежит мимо полотна Black Star 2 (2012), где мощная обнаженная модель вполоборота смотрит прямо на зрителя, как за штурвал держась за лучи гигантской красно-черно-зеленой звезды. Это прозрачный намек на судоходную компанию Black Star Line, созданную панафриканистом Маркусом Гарви, который видел в ней путь к экономи-ческой независимости афроамериканцев и символ возвращения к корням. В работе есть и тонкая подмена пинап-эстетики: поза, привычная по картинкам-завлекалочкам середины XX века, превращена в манифест силы и выносливости. Рядом Untitled (Red, Black, Green) (2015), где Маршалл вместо привычной глазу по работам Тициана, Гойи или Мане полулежащей натурщицы иронично предлагает зрителю чернокожего мужчину в носках. Эти работы — словно резюме его метода: герои-невидимки становятся символами силы.
Black Star 2, 2012. Керри Джеймс Маршалл / Музей современного искусства Чикаго
The Histories пишет историю живописи, которая сложна и доступна, иронична и строга, в ней «массовое» не значит «примитивное», «изысканное» не значит «элитарное». Она ставит вопросы о том, кто, как и почему показывает или скрывает от нас определенные сюжеты и их героев. Она предупреждает: механическая репрезентация ради галочки может легко превратиться в самоуспокоение, если не рыхлить, не будоражить память. И когда Королевская академия художеств красит стены выставки в темные цвета, что мы видим на аукционах старых мастеров, а заправляет ретроспективой черного художника белый куратор, последнее слово все равно остается за Керри Джеймсом Маршаллом. Академия удостоила его места в каноне, а он с улыбкой ответил, что канон теперь принадлежит всем.
Royal Academy, до 18 января 2026
