Интервью:
Алиса Прудникова, комиссар Уральской биеннале

интервью:
марина анциперова

ФОТО:
АНДРЕЙ РАПУТО

стиль:
наташа истомина

макияж:
Фариза Родригез

Алиса Прудникова — самый настоящий супергерой. В 23 года она стала директором уральского отделения ГЦСИ, потом придумала Уральскую биеннале, которая сегодня пользуется авторитетом во всем мире. С прошлого года она занимается уже всеми филиалами ГЦСИ, а впереди — проект NEMOSKVA: поезд, полный знаменитых зарубежных кураторов, которые отправляются в путешествие по Транссибу и делают остановки в 12 городах, чтобы встретиться с местными художниками.

Начну с очень прямого вопроса.
То, что ты женщина, является частью твоей профессиональной идентичности?

Я думаю, что общение с директорами заводов сформировало во мне жесткую профессиональную закалку: с ними приходится по-пацански раскладывать, что стоит за твоим проектом и почему им нужно обратить на него внимание. Скорее, в моей жизни было много комплексов, связанных с тем, что я была слишком молодой для своей работы: я очень рано начала руководить ГЦСИ. Мне было 23 года, и работа на должности директора стала первой записью в моей трудовой книжке. Это была невероятная ответственность.

Как ты сейчас ощущаешь свой возраст?
У тебя удивительная внешность, по которой трудно определить, 28 тебе лет или 35.

Я перестала считать свой возраст в 33 года — мне было очень комфортно в тех годах. А после этого стала чувствовать, как будто возраст идет где-то впереди, а я от него отстаю.

Ты бы хотела жить вечно?

Только если в здравом сознании. Самое страшное, чего я боюсь в жизни, — это сохранять физическую адекватность при полной неадекватности ментальной.

Давай поговорим про тему бессмертия, как раз заглавную тему следующей Уральской биеннале. Как тема бессмертия у вас появилась — и как она была связана с предыдущими, «Мобилизацией» и «Новой грамотностью»?

На семинаре о теме биеннале нам рассказали одну историю про индейцев, которые водили американских туристов по горам, но делали это ужасно медленно. Они поступали так, потому что были уверены, что их души за ними не поспевают. Эта фраза долго гонялась за мной — про время и неуспевание. Бессмертие — такая тема, на которой все сошлось: история про временность и алхимическую природу Урала, таинственную и непонятную. Культурная память и футурология. Бессмертие — это глобальная амбиция человечества, на которую в моей голове накладывается сериал Black Mirror со своей последней серией про музей. Музей — бессмертие, искусство — бессмертие, все бессмертие. Но как история в этой перспективе от мобилизации до новой грамотности к бессмертию — это переход от гуманитарного осмысления производственных и художественных процессов к разговору о результатах, что же от них все-таки остается.

Ты считаешь заводы сексуальными?

А как же: у нас даже есть специальный хэштег, #industrialissexy. Но зашла я первый раз на завод с переживанием этого пространства скорее как сакрального. Помню как меня просто снесло энергией самого большого цеха Уралмашзавода, и я все время с тех пор ищу проекты, которые бы могли быть сравнимы с тем мощным впечатлением.

Ты могла бы работать в городе, где нет заводов?

Я бы по ним тосковала. Заводы для меня навсегда: я их ищу повсюду. В Красноярске элеваторы меня волновали намного больше, чем река и природный феномен «столбов», — но я считаю, что настройка на индустриальную эстетику — не самая плохая настройка.

Топ и брюки Marni, туфли Casadei, ЦУМ

Удивительная ситуация: для международных кураторов ваша Индустриальная биеннале намного известнее и влиятельнее, чем, условно, Московская или Московская молодежная. В ваш экспертный совет входят такие авторитеты, как Салли Таллант, директор Ливерпульской биеннале, Биге Орер, директор Стамбульской биеннале, и другие. Как так получилось?

Когда мы делали первую биеннале, мне выпало большое счастье работать с невероятного уровня профессионалами — они задали серьезную планку на все следующие годы. Создавать биеннале с Катей Деготь, Давидом Риффом (критик, участник арт-группы «Что делать» и автор монографий про Сидура и Янкилевского. — Прим. ред.) и Космином Костинасом (голландский критик и писатель. — Прим. ред) стало одним из тех испытаний, которые тотально меняют твое отношение к действительности. Благодаря их блестящей работе о нас узнали во всем мире, я стала активно работать во всемирной биеннальной ассоциации (International Biennial Association) и теперь могу с гордостью ощущать себя частью мировой биеннальной семьи.

Футболка Гоша Рубчинский из «Ельцин-центра»

В одном из твоих интервью была довольно наглая фраза про то, что сначала вы ориентировались не на Москву, а на весь мир и хотели сделать Екатеринбург центром мира.

Так и было.

Где найти эту наглость, чтобы свой проект сделать центром мира?

Такие были обстоятельства. В городе было две институции с государственным статусом — мы и Оперный театр. Но мы сидели с орлом в печати, а ресурсов не было вообще. Это несоответствие меня просто сводило с ума. Это была не наглость, но единственная возможность почувствовать себя в том самом интересном мире, который мы любим. Возможность выключить себя из категории выживания, в которой ты уже не можешь находиться. Одним из самых важных шагов в моей жизни было организовать выставку Улая — с ним я познакомилась в Берлине, и он очень меня поддержал в этой идее. Но потом я вернулась в Россию и поняла, что денег на этот проект нет вообще. Я нашла ресурсы и четко решила для себя: сначала у Улая будет выставка в Екатеринбурге, а только потом я уже привезу ее в Москву.

Карта для меня всегда была важна: помню, как в школьные годы смотрела на Россию и думала о макроэкономике — господи, как это все связать между собой? Но эта огромность очень будоражила. Еще помню, как в 2008 году Biennial Foundation вывесили карту биеннале и отметили в ней Москву. Я посчитала это чудовищной несправедливостью — и мне очень захотелось поставить точечку Екатеринбурга. Я сейчас очень горжусь, что она там стоит.

В одном из интервью ты говоришь, что, когда пришла учиться, услышала лекцию Сергея Голынца (известный уральский искусствовед и академик РАХ. — Прим. ред.) о том, что с помощью искусства можно изменить мир. Думаешь, за те одиннадцать лет, что ты возглавляла ГЦСИ, тебе это удалось?

Все изменилось на моих глазах. Десять лет назад на выставки ГЦСИ приходило 30 человек, я возвращалась домой и рыдала в подушку. В 2013 году на биеннале пришло 36 тысяч человек. Сейчас Екатеринбург — настолько драйвовый в плане современного искусства город, что игнорировать его просто немыслимо.

Как официально сейчас звучит твоя должность?
О чем ты думаешь каждый день на рабочем месте?

Я директор по региональному развитию РОСИЗО-ГЦСИ. Я думаю о всея Руси (смеется). Вот уже год мы делаем на Зоологической программу выставок из регионов, сейчас на Зоологической открыт проект «Труд — цель, идея» из Сибирского филиала. А думаю я, как ГЦСИ может создать новый формат горизонтальных связей между городами. Будучи сетевой организацией с филиалами в восемью городах мы точно совершенно не используем полноценно этот ресурс.

Так и появился проект NEMOSKVA?

Для меня NEMOSKVA выросла из потребности попробовать охватить сегодняшнюю специфику российской ситуации. Я верю, что взгляд со стороны способен тебя совершенно сбить с привычной рутины, накатанной дорожки, стереотипных взглядов и решений. Поэтому мы позвали кураторов со всего мира с совершенно разным бэкграундом — но у которых уже есть интерес к России. Проект этот появился еще в 2007 году. Уже тогда было очень много действующих лиц и логистических деталей в этом суперпроекте. Поезд, на котором едут знаменитые кураторы, чтобы сделать 12 остановок в городах Транссибирской магистрали и провести там симпозиумы о нашем современном искусстве.

Понимаешь, это тот же механизм, что и в уральской биеннале — про «глокальность» — но в другом масштабе. Попробовать всем миром подумать о специфике российских территорий и современности «на местах» — как мы можем с ней оптимально работать. 

Как ты придумала поезд?

Поезд был с самого начала. Меня всегда волновала тема медленного времени, а поезд — это время, которое почему-то действительно замедляется. Где ты можешь отвлечься от ежедневной рутины. Кроме того, это ясный символ горизонтали, связи, физической инвестиции. Мне кажется, что Россия вообще требует исключительно инвестиции от тебя. Ничего не изменится, пока ты не отдашь всего себя этому конкретному месту. Пока ты действительно не скажешь, что да, я готов связать свою судьбу с ним.

Как ты вообще переживаешь время — по нашему разговору кажется, будто думаешь пятилетками. Все время, наверное, мысленно забегаешь вперед?

Есть такое. Биеннале меня в этом смысле закалила: мои коллеги мыслят сроками по десять и пятнадцать лет. Понятно, что я не буду уже иметь отношение к двадцатой Уральской биеннале, но какая она будет? Иногда полезно мысленно заглянуть в такие неведомые дали. Мне кажется, что в большом мире искусства благодаря такому супердолгому планированию и происходит что-нибудь серьезное. 

А как тебе в Москве живется?

Почему-то, когда живу в ней, гораздо меньше вижу и беру от нее, чем когда приезжаю ненадолго. Не знаю, как так получается: меня просто ужасает, что уменьшилось количество культурного продукта, который в меня входит. Хотя, казалось бы, здесь так много людей и вообще все здорово.

А московское мещанство тебя не расстраивает?
Это купеческий же город абсолютно.

Конечно, здесь все очень нарядные. В этом есть своя эстетика, и мне это доставляет удовольствие.

Но любимая сумка у тебя есть?
От какого-нибудь большого дизайнера?

Мода наконец-то отвечает моим потребностям. Обожаю огромные баулы, в которых можно носить всю свою «жизнь». Меня всю жизнь обшивала мама, а теперь я переключилась на локальных дизайнеров, и «продвигаю» уральский дизайн: Ольгу Межек, Ushatava, 12Storeez.

Кто для тебя икона стиля — в том смысле, на кого тебе хочется быть похожей? Например, выбирая между [Зельфирой] Трегуловой-консерватором и [Мариной] Лошак в костюме Nina Donis, какой стиль ты бы выбрала?

Да, они прекрасны своей индивидуальностью. Я искренне восхищаюсь свободой Марины Лошак, и если говорить про иконы, то пошла бы к Дрису ван Нотену и провела бы всю жизнь среди его тканей.

Если в 2010 году на фотографиях можно было увидеть нежную девушку с жемчугом и длинными волосами, то сейчас ты выглядишь совершенно иначе. Как бы ты описала произошедшие перемены?

Иногда хочется намотать нить жемчуга на шею, если чувствую себя в нем органично — то так и делаю. А сейчас мне с жемчугами как будто бы не по пути.

Сколько у тебя пар очков?

На самом деле всего две: я ужасный консерватор. Как только выбираю себе любимые, начинаю носить их годами — когда-то были голубые, потом бесцветные. А сейчас ношу эти и совсем не могу переключиться на другие. Новые очки не то чтобы меняют жизнь, но просто в какой-то момент вдруг перестаешь себе нравиться — так бывает и с цветом волос. Вот сейчас я нашла самую легкую бельгийскую оправу, которая не давит на переносицу — просто счастье.

Коллекционируешь что-нибудь или вообще к вещам не привязана?

После первых путешествий я очень долго коллекционировала посадочные талоны. Набрала две тетрадки и только спустя долгие годы, когда стала жить в совсем интенсивном ритме, прекратила. И теперь у меня есть ностальгические тетрадочки с посадочными талонами.

Какие у тебя guilty pleasures кроме сериала Black Mirror? Ты вообще гедонист?

Мне всегда стыдно. Как только я начинаю предаваться гедонизму, во мне включается внутренний паникер, который запрещает делать маникюр и требует, чтобы я читала тексты. Но я стараюсь и с этим бороться.

Как ты не отчаиваешься и не сдаешься? Мне очень понравилась история про то, что к тебе на выставки приходило 30 человек, ты плакала, но продолжала этим заниматься. Что тебя заставляет идти дальше?

Как-то раз на старших курсах мы писали рецензии на выставки — но нас не печатали. И тогда я предложила создать свой журнал — и занималась им довольно долго, он назывался ZAART. Он тоже сыграл серьезную роль в свое время, и куда бы я ни ездила, всегда писала громадные отчеты: про «Документу», про «Манифесту». Я думаю, что если что-то работает не так, то просто нужно взять за это ответственность.

Получается, если тебя не зовут на вечеринку — ты просто устраиваешь свою и намного лучше? Такое у тебя правило жизни?

Так я тоже делала.

Благодарим Парк Горького за помощь в организации съемки.