Он «окей»,
и это нормально

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

Букеровскую премию 2025 получил венгерско-британский писатель Давид Солой за роман «Плоть». Лиза Биргер присоединяется с похвалам лауреату от членов жюри, считая, что победа книги об очередном мужчине в поисках себя — это не только привет американской классике ХХ века, но и освежающий шаг вперед.

Давид Солой

Мы возвращались к книге снова и снова, каждый раз все глубже погружаясь. После третьего прочтения судьи не смогли назвать ни одного автора, с кем можно было бы это сравнить

— жюри Букеровской премии

Для Давида Солоя номинация на Букеровскую премию — не первая. В 2016-м он уже выдвигался на премию с романом «Каков есть мужчина» — книгой, которую сам Солой называл «романом внутри сборника рассказов». Девять новелл сборника рассказывали истории девяти мужчин разных возрастов с разных концов Европы, каждый со своим кризисом идентичности. Забавно, что и Букеровскую премию Солой получил через девять лет — за свой шестой роман «Плоть» об очередном мужчине в очередном трипе по Европе, от юности до зрелости, ведущем к переоткрытию себя, причем книгу сам он остроумно называет «сборником рассказов внутри романа».

Еще забавнее, что роман Давида Солоя был самым неочевидным кандидатом на награду — рядом, например, с семисотстраничной семейной сагой The Loneliness of Sonia and Sunny букеровской лауреатки Киран Десаи, одной из самых заметных писательниц современной Индии. Награду она получила в 2006 году за «Наследство разоренных», над вторым романом работала двадцать лет, и в общем это такой тип опуса магнум, что обычно премируется по умолчанию. А букмекерским фаворитом и вовсе был роман Эндрю Миллера The Land in Winter — пышный барочный исторический детектив о Нормандии XVII века, главный бестселлер шорт-листа с шестизначными продажами. Если прочитать заявление букеровского жюри — в котором, кстати, в этом году впервые заседали Сара Джессика Паркер и писательница Кайли Райд, автор модного и странно недооцененного в России романа «Этот забавный возраст», — окажется, что лауреат стал неожиданностью даже для них. На сайте премии написано, что жюри «возвращалось к книге снова и снова, каждый раз все глубже погружаясь. После третьего прочтения судьи не смогли назвать ни одного автора, с кем можно было бы это сравнить».

Давид Солой,
«Каков есть мужчина»

Давид Солой, «Плоть»

Во многих отношениях это мрачная книга, но читать ее — радость. Не думаю, что читал роман, который так мастерски использует белое пространство на странице

— Родди Дойл

Вручая награду, председатель букеровского жюри этого года Родди Дойл сказал, что члены жюри «никогда не читали ничего похожего». Он продолжил: «Во многих отношениях это мрачная книга, но читать ее — радость. Не думаю, что читал роман, который так мастерски использует белое пространство на странице». В общем, вместо многословности, сложных историй, исторических аллюзий жюри вдруг оценило совсем другое — короткие диалоги, лаконичные формы, мрачный сеттинг и пустоту, которая говорит больше, чем даже точки.

Это странная рекомендация книге — но, согласитесь, притягательная: роман, в котором важны не слова и даже не знаки препинания, а пустота между ними. Возможно, вслед за членами букеровского жюри в книгу придется вчитаться не один и не два раза. Ведь на первый взгляд и тем более на первых страницах в ней почти ничего не происходит. Главный герой, Иштван, очень молод, а страна, в которой он живет — социалистическая Венгрия 1980-х, — вот-вот отдаст концы. Он мечтает о сексе и заграничных продуктах, а мама отправляет его помогать соседке таскать пакеты из супермаркета. Соседка соблазняет Иштвана, и хотя он поначалу испытывает отвращение от ее «старости и уродства», понемногу становится одержим ей, начинает ее преследовать и в итоге почти случайно убивает ее мужа. Далее — тюрьма, новая влюбленность, армия, эмиграция. Но все это время две вещи в Иштване остаются неизменными: во-первых, мама, которая готовит ему любимые венгерские блюда, а он неизменно к ней возвращается, а во-вторых, словечко «окей», которым он отвечает на все жизненные перипетии.

Не то чтобы он особо умел говорить что-то другое. Что не мешает «Плоти» стремительно нестись на лаконичных, иногда совершенно кинематографичных диалогах. Никаких деталей, никаких долгих описаний, почти никаких указаний на год — и все-таки мы видим, как проходит время, вот уже Венгрия вступает в Евросоюз, вот наш герой оказывается в Англии, а вот остается у постбрекзитового разбитого корыта. Несмотря на утверждения букеровского жюри об абсолютной новизне этой прозы, она неуловимо что-то напоминает: то ли артхаус-кино, то ли американский роман ХХ века. О прямом референсе говорит и сам Давид Солой, его любимая книга — «Кролик, беги!» Джона Апдайка. Только герои Апдайка, если вспомните — потерянные, сложные, всех там жалко, все неудачники. Иштван из «Плоти» точно так же плывет по течению, не в силах совладать с самыми резкими поворотами собственной жизни. «Как ты невинен», — в какой-то момент говорит ему мать, и, учитывая, что эти слова сказаны после выхода из тюрьмы и возвращения со службы в Ираке, они многое объясняют. Иштван оказывается героем, которого невозможно сделать «действующим», невозможно вписать ни в какую философию или придать его жизни направление и смысл. Он не трагическая и не комическая фигура. Он просто «окей», и это многое объясняет.

Давид Солой с романом «Плоть» на вручении Букеровской премии

Прямой референс романа «Плоть» и любимая книга Давида Солоя

→

Интересно, что особенно на первых страницах «Плоть» кажется чисто венгерским литературным аттракционом — мрачный урбанизм нищего позднего социализма, постоянное упоминание всяких венгерских блюд вроде Somloi galuska или székely káposzta, которые могут вызвать в герое редкое воодушевление, и та же меланхоличная лаконичность, которую мы могли увидеть, например, у нобелевского лауреата Ласло Краснахоркаи. Тем интереснее, что сам Солой такой венгерской юности никогда не знал. Он родился в Канаде, провел детство в Бейруте, вырос в Лондоне и уже взрослым, после успеха дебютного романа, в 2009 году, отправился в Венгрию на пару месяцев присмотреться, а остался на 12 лет, потому что местные цены позволяли ему жить на доходы от писательства. Сейчас он живет в Вене и говорит, что никогда не ощущал себя в Венгрии дома, — сам себе он кажется вечным аутсайдером. Это ощущение вечного аутсайдерства оказывается ключевым и в его романе. У его героя нет места, чтобы приткнуться, времени, которое он считает своим, даже языка, чтобы описать, что с ним происходит. Все, что ему остается, — это опыт чисто физический, плотский: желать, жрать, трахаться, скорбеть. 

Джон Апдайк, «Кролик, беги!»

Этому человеку удалось сделать роман новым

— Зэди Смит

Можно возразить, конечно, что это очень мужская проза, что в ней почти нет активных персонажей, кроме сфокусированного на себе главного героя, что она кажется возвратом от хора голосов и опытов, которым была литература последних двадцати лет, к маскулинному соло непосредственного проживания маленькой жизни. Но еще больше хочется вслед за Зэди Смит, которая уже год как не перестает хвалить «Плоть» на всех углах, воскликнуть: «Как этому человеку удалось сделать роман новым». Стоит — без спойлеров — добраться до финала «Плоти» (возможно, не один раз), чтобы на себе почувствовать ее ошеломляющую новизну. Как будто из мертвого сделано живое, и речь не только о стиле. А о самом герое, который все мыкался неприкаянный, чтобы обрести почти величественную, благородную ценность в финале и доказать читателям, что человек не сводится только к мясу и костям.