Энни Лейбовиц

ОТ А ДО Я

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

Карьеру фотографа Энни Лейбовиц начинала с блестящих репортажей для Rolling Stone, в 1980-х переключилась на чинные портреты для Vanity Fair, а в конце 1990-х начала снимать для Vogue, с которым сотрудничает до сих пор. В честь 75 дня рождения Лейбовиц Полина Садовникова разложила ее жизнь и творчество на буквы алфавита.

Анри Картье-Брессон

А

Энни Лейбовиц считала Ричарда Аведона «настоящим гением, интеллектуалом и мастером студийной съемки», а документалиста Роберта Франка — учителем. Но любимым фотографом всегда называла другого своего современника — крестного отца streetstyle-фотографии Анри Картье-Брессона. И, разумеется, мечтала сделать его портрет. 

Анри Картье-Брессон

Случай представился в 1976 году: основатель журнала Rolling Stone Ян Веннер поручил своей 27-летней сотруднице снять известных фотографов: от Энди Уорхола до Анри Картье-Брессона. Последний письмо с предложением проигнорировал. Энни Лейбовиц не растерялась: прилетела в Париж и без предупреждения заявилась в офис агентства Magnum, которое ее кумир открыл вместе со своими приятелями и коллегами в 1947-м. «Мы познакомились, он позвал меня к себе в гости, но фотографироваться отказался», — рассказывала Лейбовиц. Взяла хитростью. «Я узнала, какой дорогой он ходит на работу, и решила поджидать его на мосту Пон-Неф. Он увидел меня и воскликнул: «Снова ты? Ну ладно, фотографируй». А потом объяснил, почему отказывался изначально: «Узнаваемость помешала бы ему оставаться незамеченным и спокойно снимать людей на улицах. Они бы вели себя иначе, зная, кто их фотографирует. Только много лет спустя я поняла, о чем он говорил».

Барбара Стрейзанд с камерой

Так Энни Лейбовиц называл коллега по журналу Vanity Fair Грейдон Картер. Другие о ее сложном характере и неуемном перфекционизме выражались куда менее метафорично. «Работа с Энни не для слабонервных.
Она ненавидит, когда что-то идет не так», — говорила сет-дизайнер Мэри Ховард. «Она мучает себя и всех остальных. Но я восхищаюсь тем, сколько усилий она вкладывает в каждый кадр», — добавляла стилистка Грейс Коддингтон, которая отлично помнит, как под конец подготовки к легендарной съемке Vogue по мотивам «Алисы в Стране чудес» Энни заставила переделывать декорации (ей показалось, что окна выглядят не так, как у Джона Тенниела, нарисовавшего первые иллюстрации к книге Кэрролла). Сама Лейбовиц признает, что порой бывает невыносимой. И отмечает, что после рождения ребенка стала более терпеливой. Это, кстати, подтверждают и ассистенты, которые раньше страдали от внезапных вспышек гнева. К звездным героям Энни не менее требовательна, хотя так было не всегда. «Многие фотографы приказывали: становитесь так, смотрите эдак. Энни же говорила: „Мне кажется, так будет хорошо. А вам?“. Этим она пленила Джона [Леннона]», — рассказывала Йоко Оно.

Б

«Голубой период» 

Г

По определению главреда Vanity Fair Тины Браун, мрачные, угрюмые и холодные фотографии, которые Энни Лейбовиц начала делать в середине 1990-х под влиянием Сьюзен Зонтаг (о ней ниже). От такого партнерства руководство Condé Nast было не в восторге. «Съемки получались завораживающими, но, чтобы продать 400-700 тысяч номеров, обложки должны быть либо веселыми, либо знаковыми», — говорил Грейдон Картер.

ДЕНЬГИ

«Понятия бюджета для Энни просто не существует», — как-то заявила Анна Винтур. Легенда гласит, что Condé Nast заключили с Энни Лейбовиц пожизненный контракт, который приносит ей $5 миллионов в год. Сторонним же клиентам вроде Louis Vuitton съемочный день в студии, по слухам, обходится в $250 тысяч.

Д

Журналы

Ж

За 50 с лишним лет Энни Лейбовиц сменила три места работы: Rolling Stone, Vanity Fair и Vogue. А изначально она и вовсе побаивалась устраиваться в журналы. «Фотография — это искусство. Продавать кадры и публиковать их в журналах нежелательно» — так считали преподаватели Института искусств Сан-Франциско, где Энни Лейбовиц вечерами изучала фотоискусство (от мечты стать учителем рисования она отказалась довольно быстро: не хватило ни таланта, ни терпения, чтобы часами работать над большими полотнами). К первой работе Энни — фоторедактором в Rolling Stone, который тогда читала взахлеб, — одногруппники отнеслись скептически. Лейбовиц и сама сомневалась, что сделала правильный выбор. Вдохновил пример Ричарда Аведона: «Он показал, что одно другому не противоречит: можно заниматься искусством и в журнале. Если бы не он, мне было бы не на что опираться».

Зонтаг

С будущей любовницей Энни Лейбовиц познакомилась в 1988-м. Философ, критик и писательница Сьюзен Зонтаг заказала ей портрет к выходу своей новой книги. (Тут нужно сказать, что Зонтаг согласилась рассмотреть кандидатуру Лейбовиц только из-за того, что ее любимый фотограф Томас Виктор был тяжело болен.) «Я ужасно боялась встретиться со Сьюзен один на один. Прочитала от корки до корки свежий выпуск The New York Times и ее первый роман — «Благодетель», — потом признавалась Энни Лейбовиц. За своей соратницей она тянулась всю жизнь и — спойлер — в этом так и не преуспела: Зонтаг всячески подчеркивала, что между ними лежит интеллектуальная пропасть. Вместе они прожили 15 лет, и это были те еще абьюзивные отношения.

Своим коллегам (например, литературному критику Майклу Сильверблатту) Зонтаг представляла Лейбовиц как «глупейшего человека». При общих знакомых причитала: «Энни, ты такая тупая, ты такая тупая». Присутствовавшие при этом Грейдон Картер и Глория Стайнем вспоминали, что Энни «все это обижало», но она «как-то держалась» (и продолжала оплачивать совместные путешествия, счета и квартиры). А еще просила Сьюзен составить список литературы и в свободное от съемок время читала «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф, «Бессонные ночи» Элизабет Хардвик, «Запад с ночью» Берил Маркхэм, «Играй как по писаному» Джоан Дидион и «Смерть в Венеции» Томаса Манна. «Хорошее перевешивало плохое, — говорила Энни Лейбовиц. — Я пошла на эти отношения, полагая, что приближусь к ее величию и выведу свои работы на новый уровень. Мне льстило, что она вообще интересовалась мной и моими фотографиями, хоть и критиковала их».

З

Концептуализм 

К

«Я считаю себя скорее художником-концептуалистом, чем фотографом. Моя работа — это искусство», — как-то заявила Энни Лейбовиц. При этом свои идеи она считала примитивными и лежащими на поверхности, а метафоры — слишком прямыми. И приводила в пример портрет Братьев Блюз (The Blue’s Brothers), которых решила намазать голубой краской. Впрочем, со временем концепции съемок Энни Лейбовиц стали сложнее. Сама она признавалась, что начала серьезнее относиться к подготовительной работе и делать больше отсылок к классикам. Съемка с Беном Стиллером, пролетающим над Сеной в огромном пузыре, это, например, оммаж знаменитым кадрам американца Мелвина Сокольски.

М

Мода

Последнее, что когда-либо интересовало Энни Лейбовиц. Моду она считала «глупым занятием» и долгое время недоумевала, зачем наряжать героев для кадра. Впрочем, за 25 лет в Vogue Лейбовиц, по собственному признанию, научилась работать в этом жанре. И даже пересмотрела отношение к показам (по крайней мере, к тем из них, которые, как у Alexander McQueen, скорее напоминают перформансы). «Но все же я не фэшн-фотограф. Никогда им не была и не буду», — говорила Энни Лейбовиц. Анну Винтур такое положение дел устраивает: «Я позвала Энни в Vogue не чтобы снимать моду, а чтобы рассказывать истории через модные съемки».

Наркотики 

Чтобы влиться в коллектив Rolling Stone, Энни Лейбовиц следовала несколькими правилам: 1) «Открывала рот только когда ей действительно было что сказать»; 2) «Хорошо шутила»; 3) «Выпивала и принимала наркотики». Последнему Энни сопротивлялась долго, а именно — до концертного тура
The Rolling Stones 1975 года, куда отправилась по приглашению группы вопреки опасениям своего босса. «Я советовал ей не ездить в тур, — вспоминал издатель Ян Веннер. — Но сами понимаете, какой соблазнительной казалась эта возможность. Это величайшая рок-н-ролльная группа, но многие мои друзья возвращались из таких туров наркоманами». О временах наркотического угара Энни Лейбовиц особенно не распространяется. Говорит, что «не понимала, во что ввязывалась», и жалеет о том, что стала частью «чего-то такого» под давлением обстоятельств. В начале 1980-х семья отправила Энни в рехаб. Этому, если верить книге Роберта Дрэйпера «История журнала Rolling Stone: без цензуры», предшествовали две передозировки (и продажи нескольких фотоаппаратов ради покупки кокаина). «Я получила профессиональную помощь и вернулась другим человеком», — много лет спустя констатировала Лейбовиц и больше не возвращалась ни к этой теме, ни к этому образу жизни.

Н

О

Обложки

«Это эдакие неблагодарные перевертыши. Реклама, а не искусство. Я вынуждена снимать обложки, чтобы номер продавался, но мои настоящие фотографии — внутри журнала».

Провалы

Не все из того, что Энни Лейбовиц успела снять для Vanity Fair и Vogue за 40 лет службы Condé Nast, нравится даже ей самой: слишком часто приходилось идти на компромиссы. «Из-за того что издательский мир в целом переживает не лучшие времена, приходится делать ставку на то, что продаст журнал, а что — нет. В какой-то момент, например, все решили: секс продает. Но я уверена, что мы лучше этого. Читатели не глупые». В целом Энни Лейбовиц без обиняков заявляет, что у нее получается 5-10 великолепных фотографий в год.

П

Психологический портрет 

«Я всегда смеюсь, когда кто-то говорит, что мне удалось отразить личность, показать человека таким, какой он на самом деле. Портрет — это фиксация момента. Может, если провести с человеком год, то получится более-менее реалистичный психологический портрет. Но реальность такова, что обычно на съемку у тебя есть день или два».

Селебрити

С

Хотите разозлить Энни Лейбовиц — назовите ее селебрити-фотографом. В ответ вы услышите примерно следующее: «Это слово меня раздражает. Скажу так: я часто фотографирую тех, кто хорош в своем деле. Меня, как и всех, восхищают люди: Барышников, президент Обама...». Со своими звездными героями Энни Лейбовиц дружбы не водит — говорит, что предпочитает разграничить рабочее и личное (впрочем, и из этого правила есть исключения — см. Зонтаг).

Смерть

«Все фотографии — это memento mori. Сделать чью-либо фотографию означает участвовать в его смертности», — писала Сьюзен Зонтаг в эссе «О фотографии». Энни Лейбовиц это мнение разделяла не до конца: она признавала, что люди, которых она фотографирует, — умирают (иногда, как Джон Леннон, сразу после съемки). Однако миссию свою видела в прямо противоположном: «Иногда я чувствую, когда человек находится на пике жизни. Чувствую ответственность за то, чтобы его сфотографировать — и обессмертить».

Студийные фото

По словам Энни Лейбовиц, не самый любимый ее жанр: «Я неплохой студийный фотограф, но выездные съемки на локациях нравятся мне куда больше и получаются интереснее».

Танец

Едва ли не единственное из искусств, которое, по мнению Лейбовиц, бесполезно снимать, потому что всю его прелесть передать невозможно. Причем как на фото, так и на видео. «Это искусство, которое витает в воздухе», — заключила Энни после безуспешных попыток сделать толковый репортаж с репетиций Михаила Барышникова. При этом танцовщиков она считала мечтой любого фотографа («Они знают все про язык тела и чувствуют партнеров»). Решение Энни подсмотрела у коллеги по цеху Барбары Морган, автора самых известных портретов Марты Грэм: нужно не документировать, а запечатлевать «ключевой и самый проникновенный момент танца». К этому искусству, кстати, Лейбовиц неровно дышит с детства: ее мать занималась современным танцем и таскала дочь на репетиции.

Т

Униформа 

У

Вот уже N количество лет состоит из свободных рубашек, брюк и кроссовок (как правило, Salomon): черных, серых и темно-синих. И не меняется вне зависимости от того, предстоит ли Лейбовиц снимать репортаж из американской деревушки или парадный портрет Елизаветы II в Букингемском дворце. Наряжаться Энни ненавидит и не устает повторять, что главное для нее — комфорт («Я правда не задумываюсь о том, что о моем внешнем виде скажут люди»). Любимые рубашки Лейбовиц носит не просто годами, а десятилетиями (в ее гардеробе есть как минимум одна, которой недавно стукнуло 20 лет). 

Фотокниги

Их Лейбовиц не только выпускает (у нее на счету шесть, посвященных разным вехам ее творчества и отдельным фотопроектам вроде «Паломничества» и «Женщин», на которых Энни подбила Сьюзен Зонтаг), но и коллекционирует. Дома хранится лишь «малая часть» — чуть больше 400 изданий (от «Решающего момента» Анри Картье-Брессона и «Американцев» Роберта Франка до «Балета» Алексея Бродовича и «Художника в студии» Алекса Либермана). На то есть причины. «Снимая для журналов, вы работаете в связке с редактором, у которого есть свое видение. В книге же вы сами компонуете кадры в нужной последовательности. Еще это хорошее упражнение: помогает понять, в какую сторону двигаться дальше», — объясняла Энни Лейбовиц.

Ф

Хантер Томпсон 

Х

Великий гонзо-журналист, старший товарищ и напарник Энни Лейбовиц, которого она называла своим наставником (и «настоящим маньяком, не слезавшим с наркотиков», но сейчас не об этом). В Rolling Stone они часто работали дуэтом: Томпсон писал, Лейбовиц снимала. При этом самым знаковым сотрудничеством этих двоих стало то, которого не случилось. В 1974-м редакция журнала выделила 10 страниц под материал Хантера Томпсона про досрочную отставку Ричарда Никсона. Но в самый ответственный момент журналист пал жертвой writer’s block (читайте: сорвал все дедлайны и так и не прислал текст). Спасать ситуацию решили фотографиями — благо Энни Лейбовиц сделала блестящий репортаж. Так в 24 года наша героиня (уже тогда, кстати, занимавшая должность главного фотографа) открыла новую главу в Rolling Stone. «Впервые в истории журнал решил рассказать историю с помощью одних фотографий», — гордилась Лейбовиц.

Ц

Цвет и цифра

Энни Лейбовиц часто говорит, как скучает по временам черно-белой пленки и фотолабораториям («Это так сексуально!»), признается, что не умеет выставлять разные источники света и пользоваться новыми камерами. Но ретроградом себя категорически не считает: «Если появляется новая техника, я стараюсь ее внимательно изучить и придумать, как использовать в работе, — или нанять того, кто в ней понимает. Цифра — очень интересная штука».

Ц

Я

«Я не собираюсь уходить на пенсию. Фотограф — не та профессия, у которой есть срок годности».