Домашнее чтение
ФОТО:
АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
Продлеваем праздничные каникулы: с 19 по 21 января в Доме творчества Переделкино соберутся участники нашего Reading Camp. Будем вести дневники, гулять по городку писателей и беседовать с культурологами и писателями. Накануне «книжного ретрита» журналист Юрий Сапрыкин, филолог Игорь Кириенков, писательница, преподаватель Гарварда Ольга Брейнингер и звезда автофикшна Светлана Павлова собрали список литературы для вдохновения. Доставайте дневники, записывайте домашнее задание — и ведите их по примеру великих: от Владимира Набокова до Дианы Вриланд.
Юрий Сапрыкин, журналист и критик
Лидия Гинзбург. «Записные книжки»
Александр Шмеман. «Дневник»
Крупнейший литературовед советского времени, Гинзбург несколько десятилетий ведет свои записи — почти ничего не сообщая в них о себе: она следит за тем, как меняются люди вокруг, понимание науки и искусства, само время. «Записные книжки» Гинзбург — школа наблюдательности и трезвости ума.
Записи, которые вел в 1970-е годы один из известнейших православных священников русского зарубежья. Размышления о том, что не так с церковью и политикой, спор с современностью, который понятен и сегодня, поиски истины — в природе, в искусстве и внутри самого себя. Текст написан почти что нашим современником — но по чистоте и ясности языка близок скорее Чехову и Бунину.
Игорь Кириенков, филолог и критик
Геннадий Барабтарло.
«Я/сновидения Набокова»
Один из самых странных набоковских текстов — дневник сновидений. Писатель вел его, проверяя теорию британского изобретателя Уильяма Данна о том, что во сне мы путешествуем во времени, что и объясняет эффект дежавю. Экспериментальный дневник великого автора — это и образчик его спонтанной, спросонья, прозы, и тизер тем, занимавших Набокова в конце 1960-1970-х, и удивительный автобиографический документ.
Светлана Павлова, писательница
Наталия Мещанинова. Рассказы.
Эта небольшая книга, выросшая из постов на фейсбуке, — пример запредельной искренности и умения писать без оглядки на страх «а что подумают другие?». Особенно удивительно, что страшная исповедь о пережитом насилии и предательстве матери рассказана спокойно, местами с иронией, без надрыва и заламывания рук. Ты словно слушаешь ее прямо у автора на кухне.
Ольга Брейнингер, писательница и преподаватель Гарвардского университета
Дмитрий Данилов. «Горизонтальное положение»
Задолго до того, как мы впервые услышали слово «автофикшн», Дмитрий Данилов писал прозу, в которой неизменно присутствовали чувство игры и перформативность, свойственная этому жанру. Очень часто эта игра рождается из сознательного самоограничения, авторского эксперимента с формой. Например, роман «Горизонтальное положение» почти полностью лишен глаголов: рассказчик в мельчайших деталях описывает нам свою повседневную жизнь как череду громоздких отглагольных существительных: перечитывание Достоевского, прослушивание группы «Сплин», принятие горизонтального положения, засыпание, сон, пробуждение, выбегание на улицу, отсутствие трамвая, принятие решения идти пешком, фотографирование, написание некоторых текстовых материалов, бессистемное чтение случайных фрагментов текстов, размещенных в интернете, приобретение некоторого набора продуктов, прием пищи, горизонтальное положение, сон. Из текста практически полностью исчезает субъект, а вместе с ним — движение, эмоции и ощущение осмысленности жизни. Остается лишь медитативное повторение обезличенных движений, погружающее читателя в состояние транса, — и неожиданное пробуждение, и обретение некоторых новых знаний о жизни и о себе, когда Данилов ставит точку.
Антон Секисов. «Бог тревоги»
Автофикциональная проза почти всегда граничит с серийным самосочинением: если автор решает идти путем переизобретения себя как героя, то вряд ли он остановится после одного текста. К моменту выхода романа «Бог тревоги» герой Антона Секисова был для любителей его прозы сродни хорошему приятелю. Мы помнили его по «Крови и почве», лучше узнали по сборнику рассказов «Через лес» и совсем близко познакомились в романе «Реконструкция». Так что ни навязчивая идея поиска одним молодым литератором собственной могилы, ни лиричный и одновременно полный едкой иронии тон главного героя нас не удивили. Это ведь Антон Секисов и его фирменный стиль, понимаете? Лимонова вы ведь тоже узнаете по первым строчкам, что бы он ни писал. Кстати, отличная проверка на «автофикш — не автофикшн».
Чимаманда Нгози Адичи. «Американха»
В романе «Американха» нигерийская писательница Чимаманда Нгози Адичи (это она написала эссе «Мы все должны быть феминистами», которое Бейонсе процитировала в треке Flawless) обнажает одновременно и прием, и экзистенциальную необходимость использования письма как источника идентичности. И делает это с блеском и стилем — в прямом смысле: блог главной героини романа, Ифемелу, — это пространство свободного высказывания и самоопределения, а также источник настоящего откровения и советов по уходу за волосами для ее читательниц-афроамериканок.
Дополнительный список литературы: выбор The Blueprint
«Не существует такого явления, как вялое французское лицо. Вы не замечали? Я много думала об этом и, полагаю, нашла объяснение: французы интенсивно тренируют свои челюсти и все, что находится у них во рту, выталкивая из себя слова. Гласные звуки требуют к себе много внимания. Вообще, французский язык крепко связан с привлекательностью и красотой французского лица. Произнесите одну фразу на французском, и все ваше лицо начнет двигаться, в то время как английский позволяет оставаться расслабленным. Вот пример. Встаньте перед зеркалом. Теперь скажите: „Chérie!“ Видели, что произошло с вашим лицом? Заметили, какое упражнение проделали? А теперь попробуйте „Dear“ Никаких усилий. Худая кляча зря куда скачет. Как вам это выражение? Как-то мы с другом вышли из кинотеатра, что через дорогу от гипермаркета Bloomingdale’s, и сели в такси, стоящее у тротуара. К нашему заднему стеклу наклонился парень и сказал:
— Эй, худая кляча зря скачет. Водителя нет.
Мы глянули на переднее сиденье: вне всяких сомнений, оно пустовало. Бог знает куда он делся. Отправился в кино? Пошел за гамбургером?»
«Анна Винтур, со всей своей надменностью и холодностью, определила мой потолок и, видимо, решила, что более высокой должности я не достоин. Я, например, не мог стать консультантом Института костюма Метрополитен-музея, в то время как другие талантливые редакторы курировали шоу. Анна не видела меня в роли куратора. Это было обидно. В конце концов, я учился у лучшей — Дианы Вриланд.
У нас с Анной не было крупной ссоры или большого скандала. Я просто вышел из ее нью-йоркского офиса, захлопнув за собой дверь. Не помню, что я тогда сказал ей или что заставило меня так поступить.
Я помню, что решил: с меня довольно.
Когда я добрался до дома, я купил билет в Париж и решил не отвечать на звонки из офиса Vogue. Карл Лагерфельд изо всех сил постарался меня образумить. „Тебе лучше вернуться, когда она будет в добром расположении духа“, — сказал он».
«Стопки из журналов и книг множились. Карл листал их, вдохновлялся, вырезал, сортировал, размышлял о Шанель. Изучив теорию, он приступил к практике. Однажды вечером он пришел в Le Palace (знаменитый в 1970-х и 1980-х диско-клуб в Париже. — Прим. The Blueprint). Ему снова хотелось все проверить, опять разобрать на детали живую материю. Он наблюдал за девушками, которые двигались, виляя бедами, — на них были старые жакеты, купленные на блошиных рынках, их они носили с джинсами... Вечеринка в клубе казалась нескончаемой, но Карл вернулся к себе и снова принялся за работу.
Во сне к нему, возможно, приходила Коко — разговаривала с ним, подсказывала, какие линии нарисовать, какие ткани выбрать. „Все хорошее, что я создал в жизни, я увидел перед этим во сне, — позже скажет Карл. — Именно поэтому у меня рядом с кроватью всегда лежит блокнот для рисования“. Он скрупулезно рисовал эскизы, фантазии в его сознании смешивались с видениями из Le Palace и с изображениями из журналов. Эскизы множились на письменном столе, постепенно стали прорисовываться основные мотивы первой коллекции — тогда коллекции назвали не prêt-à-porter, а boutique („предназначенная для магазинов“. — Прим. The Blueprint). Получится ли у него то, что вот уже десять лет не удавалось никому? Неужели он и правда тот самый единственный достойный наследник? Или скорее актер, способный исполнить эту роль?»
Партнер Reading Camp – бренд уходовой косметики okolo
12 ЯНВАРЯ 2024
0
