Только помню,
что стены
с обоями

ФОТО:
ИРА ПОЛЯРНАЯ, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

27 и 28 июня в БДТ им. Товстоногова — премьера «Утиной охоты», первой петербургской постановки Антона Федорова, одной из самых ярких звезд российской театральной режиссуры нескольких последних лет. В работе над пьесой Александра Вампилова для него сошлось так много, что даже странно, почему Федоров не поставил ее раньше. Театровед Олеся Пушкина, посмотревшая спектакль на предпоказе, попыталась распутать плотный клубок режиссерских ассоциаций и посмотреть, куда они ведут.

«Утиная охота» Антона Федорова — по сути, даже не спектакль, а сценический метатекст. Он включает в себя не только пьесу Александра Вампилова, ее путь к сцене и экрану, историю постановок, судьбы автора и знакового исполнителя главной роли — Олега Даля, но и контекст советской эпохи застоя — пьеса Вампилова стала одним из ключевых звеньев ее культурного кода. Для Федорова этот код оказывается способом непрямого разговора о современности. Его метод — не сопоставление, а припоминание. Как психолог работает с клиентом, распутывая узелки его ранней памяти, так Федоров погружается в коллективное подсознание эпохи своего детства, запечатленное в знаковых образах культуры «высокой» и массовой, которые с теперешней временной дистанции уже почти неразличимы и уж точно не требуют противопоставления — интеллигентская рефлексия легко уживается с цитатами из «Ну, погоди!». «Как там у нас было?» — постоянно спрашивает главный герой нового спектакля у партнеров по сцене.

Сама пьеса Вампилова построена как серия флешбэков: герой просыпается с похмелья в пустой квартире, куда ему внезапно приносят похоронный венок с надписью «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей». Очевидно, что это злая шутка, но Зилов представляет, что и правда умер, а друзья собрались у него на похоронах. Что о нем можно вспомнить? Коллажный спектакль Федорова — тоже как будто воспоминания с похмелья, только коллективные: ой, где мы были вчера? Отчего сейчас так пусто и гнусно? Да еще и челюсть болит.

Воспоминание первое:

пьеса

«Утиная охота» Александра Вампилова была написана в 1967 году, но только спустя три года напечатана в литературном журнале «Ангара» в тот момент, когда главный цензор ушел в отпуск. И практически сразу на Вампилова написали донос. Пьеса снова ушла в стол на пять лет, до 1975-го, когда главный редактор «Ангары» Марк Сергеев уже после смерти Вампилова вместе с другими его пьесами передал «Утиную охоту» в московское издательство «Искусство». Текст был напечатан. И сразу же стал культовым. Поставить его мечтали ведущие режиссеры своего времени — Георгий Товстоногов, Олег Ефремов, но первая «Утиная охота» в театре появилась в 1976 году в молдавском «Лучафэрул». Год спустя Зилов все-таки заговорил по-русски, но снова не в России — в Рижском театре русской драмы в спектакле Аркадия Каца. И только в 1979-м добрался до Москвы — во МХАТ им. А.М. Горького, где Зилова по очереди играли Олег Ефремов (он же был режиссером) и Андрей Мягков, и в Театр Ермоловой (постановку выпустил худрук Владимир Андреев). «Утиную охоту» собирался ставить и Юрий Любимов, но замысел остался неосуществленным. В Ленинграде пьеса появилась в конце 1980-х на сцене Молодежного театра, где Зилова играл Александр Чабан, отец Григория Чабана, исполняющего эту роль в новом спектакле БДТ, — и это совпадение, конечно, не случайно: Федоров словно бы вытягивает из сценической истории пьесы живую нить, удостоверяющую связь прошлого с настоящим на буквальном, физическом уровне.

«Утиная охота», МХАТ им. А.М. Горького, 1979

Воспоминание второе:

ФИЛЬМ

В 1979 году режиссер Виталий Мельников снял по «Утиной охоте» фильм «Отпуск в сентябре», ставший, по сути, каноном — как минимум в трактовке главного героя, советского «лишнего человека» Зилова, которого сыграл Олег Даль. Но судьба картины сложилась так же непросто, как и пьесы. Готовый «Отпуск в сентябре» пролежал на полке восемь лет, до 1987-го, и вышел в советский прокат после смерти Даля. Так путь длиной в двадцатилетие с момента написания пьесы до ее экранизации очертил рамку мифа, в котором зарифмовались трагические судьбы автора, героя и знакового исполнителя главной роли (Вампилов утонул в 34 года, Даль умер от инфаркта в 39, их плюс-минус ровесник Зилов пытается покончить с собой).

Декорации спектакля Федорова напоминают кинопавильон с игровыми зонами — слева могила с красными гвоздиками на земле (очевидно, вместо похоронного венка), справа — диван, по всей сцене столики с бутылками на высоких ножках — такие стояли в советских пивных; деревянные выгородки обозначают и кафе «Незабудка», и квартиру героя; над сценой белое ватное облако с утками — символ охоты. Посередине декорацию разрезает шахта лифта, которая тянется далеко наверх. Сцена отгорожена сеткой, за ней лес, в котором деревья как будто слегка качаются в темноте. Федоров создает пространство игры, куда на лифте спускается главный герой. Открываются двери, и из кабины, волоча за собой велосипед, выходит Зилов, оглядывается и ужасается: «О, нет, нет, нет!». Пытается снова зайти в лифт, но тот уже уехал, кнопка не работает, а значит, нужно снова играть (или жить?) в этом узнаваемом пространстве — одновременно театра и кино.

Воспоминание третье:

ЗАСТОЙ

«Утиная охота» Федорова — пространство всего позднесоветского, где важны не только прямые цитаты (Григорий Чабан трогает челюсть так, как делал это в фильме Олег Даль, только суетно и в качестве обозначения, скорее пародируя всем знакомый образ), но и художественный мир эпохи в принципе — тут и «Ус отклеился!», и «Ну, погоди!». Почему лифт остановился на этом этаже памяти, вопрос скорее риторический: просто тут сошлись все звезды — и время действия (скорее фильма, чем пьесы), и личная память режиссера, смутно-фрагментарно, по-детски запомнившего закат эпохи, и его театральная школа — у федоровского учителя Юрия Погребничко ведь тоже все плюс-минус из этого безвременья, только еще более пыльное. И Федоров так же лихо, как его мастер, тасует образы: советская действительность и сегодняшние телефонные мошенники, объявления о потерявшемся мальчике Грише Чабане и текст Александра Вампилова, Man of War Radiohead с символическим текстом «Ты мой воин, и черви придут за тобой» и репризное повторение разговорных фразочек из серии «Ну ты даешь!». Но в центре спектакля все тот же мужчина в кризисе среднего возраста — Зилов Александра Вампилова, Олега Даля, Виталия Мельникова, Олега Ефремова, Андрея Мягкова, Александра и Григория Чабана и всех других, кто когда-то касался этого образа.

Воспоминание ЧЕТВЕРТОЕ:

ГЕРОЙ

В 1967 году, когда появилась «Утиная охота», ее главный герой казался олицетворением всего человеческого, что есть в людях, в том числе и типичных пороков. Именно поэтому Зилов прочно поселился в русской художественной традиции, а его имя стало нарицательным. Несмотря на свою, мягко говоря, неидеальность, Зилов вызывал и жалость, и понимание: что-то такое — неприкаянность, маяту — переживали многие. Александр Чабан в постановке 1988 года играл заурядность своего персонажа. Его миром была не жизнь, а состояние, когда нет ни вчера, ни сегодня, ни завтра, только бессмысленное прямо сейчас. Его сын Григорий Чабан играет поток, процесс, в котором герою некогда задуматься, что с ним происходит, — сцены меняются очень быстро, одна женщина замещает другую. Успевает ли герой отрефлексировать то, что с ним происходит? И способен ли он на это? Любопытно, что первой ролью Григория Чабана в БДТ стал простой русский парень Витька Громов в спектакле Андрея Могучего «Материнское сердце», а культовой для его отца Александра Чабана оказалась роль Мишки Пряслова в «Братьях и сестрах» Льва Додина. Так возникает еще один метасмысл: вечный герой русской действительности, кочующий из одного спектакля в другой, не способный понять, что с ним происходит и когда придет конец этому театру абсурда, где его роль — снова выйти из лифта в знакомой обстановке и сыграть персонажа, которого мы все хорошо знаем, но почему-то никак не можем из него вырасти. Или по крайней мере остановить лифт на другом этаже.

Воспоминание ПЯТОЕ:

СМЕРТЬ

Окружение Зилова — персонажи-знаки и даже персонажи-зомби: Вера (Карина Разумовская) ходит, ритмично покачиваясь и неестественно наклонив шею; Саяпин (Павел Юринов) — в свитере с орнаментом под пиджаком; Кушак (Валерий Дегтярь) — в сером пальто начальника; Галина (Юлия Марченко) — классическая тихая брошенная жена с теплым платком за плечами; Ирина (Александра Юдина) — школьница с рюкзаком, говорящая неестественно тоненьким соблазнительным голоском. И конечно, официант Дима (Алексей Винников) — самый демонический персонаж, разговаривающий с Зиловым инфернальным басом с длинными паузами. Все они знают что-то, чего еще не знает Зилов (или не помнит из-за алкогольной амнезии). Интонации в спектакле выстроены музыкально. У Зилова — Чабана их две: суетная, тонкая, беспомощная, подчиняющаяся — так он говорит практически весь спектакль, и вторая — наносная, нарочито маскулинная и в то же время карикатурная. Вдруг Зилов кричит: «Дима, водки!», а потом снова суетное и вместе с тем нежное: «Водочки, водочки, водочки...». Ирина, молодая подружка Зилова, проговаривает все слова смакуя, словно соблазнительное ASMR. Эти нарочито неестественные, шаржированные манеры подачи текста говорят о персонажах больше, чем собственно реплики.

Кроме них есть почти античный хор советской действительности, обозначенной режиссером как «соседи», — это группа безмолвных людей в серых костюмах, кочующих из сцены в сцену и подталкивающих Зилова к очередным действиям. Сам же герой по-прежнему не знает, чего хочет в жизни, его дни пролетают как утки, но утиная охота в спектакле Федорова — не развлечение и не желанное завтра, а неминуемая расплата. Смерть. Финальная сцена спектакля — персонажи-зомби снаряжают главного героя на охоту, одевают в последний путь. Дима — уже в полной боевой готовности. Он знает, как стрелять и как вести себя там, на охоте (или где еще можно представить человека с ружьем?): «Живые они для того, кто мажет, а для того, кто стреляет, они мертвые». Игра в кинопавильоне окончена, сейчас начнется настоящая жизнь. Или смерть. Зилов остается на сцене один с ружьем за спиной в охотничьей экипировке. Справа светит софит — как божественный свет или как обозначение места, где Зилов был в безопасности. Но что за пределами сцены? Главный герой у Федорова — лишний человек в мире зомби, которые вдруг ожили, и ему предстоит снова и снова играть среди них свою роль.