Я к вам пишу
ТЕКСТ:
ГАЛИНА ЮЗЕФОВИЧ
ИЛЛЮСТРАЦИИ:
АНЯ ЛЮБИМЦЕВА
Главный жанр современной российской литературы — автофикшн, главная героиня — молодая женщина. В этом мы убедились, еще когда готовили Reading camp вместе с Домом творчества «Переделкино», и теперь литературный критик Галина Юзефович не только подтверждает наши догадки фактами и статистикой, но и в деталях расписывает, как женщины завоевали мир литературы и что все это значит.
Не нужно быть экспертом, чтобы заметить: среди авторов бестселлеров (да и просто книг, стоящих в книжных магазинах на приметных местах) женщины с большим отрывом лидируют. Так, по данным американского журнала Publishers’ Weekly, 17 из 25 самых популярных книг в США в 2023 году написаны женщинами. В России показатели пока более скромные, но и у нас, как пишет Forbes, 12 из 20 самых продаваемых книг за прошлый год созданы не писателями, а писательницами.
Женщины не только больше и успешнее пишут, они еще и больше читают: и в мире, и в России женщины составляют от 60 до 80 процентов общей читательской аудитории (мужчины читают больше фантастики и бизнес-литературы, женщины — всего остального).
Женщины чаще покупают книги, больше времени проводят за чтением в течение дня, чаще ходят в библиотеки — и там тоже преимущественно берут книги, написанные женщинами. Среди самых востребованных авторов в российских библиотеках — Дина Рубина, Марина Степнова, Яна Вагнер, Гузель Яхина, Донна Тартт, Виктория Токарева... Огромным спросом пользуются детективы Джоан Роулинг (она публикует их под псевдонимом «Роберт Гэлбрейт»), Александры Марининой, Таны Френч и Анджелы Марсонс, романы Фэнни Флэгг, Элизабет Гилберт и Бонни Гармус (успеху ее «Уроков химии» поспособствовал выход одноименного сериала с Бри Ларсон в главной роли). Помимо художественной прозы женщины читают популярную психологию и книги селф-хелп в диапазоне от великих отечественных бестселлеров Ольги Примаченко «К себе нежно» и «Брать, давать и наслаждаться» Татьяны Мужицкой (книга учит читательниц несмотря ни на что «оставаться в ресурсе») до их не менее знакового западного аналога, книги Джен Синсеро «Ни Сы».
литература, занятие прежде преимущественно «мужское», все больше феминизируется, причем сразу с двух концов — как со стороны писательской, так и со стороны читательской.
Еще больше, чем взрослые женщины, читают девочки-подростки — только эта читательская категория, по мнению главного издательского гиганта страны, холдинга «ЭКСМО-АСТ», сегодня растет, причем довольно быстро. Тираж главного «девчачьего» хита, фэнтези «Мара и Морок», написанного нашей соотечественницей Лией Арден, месяц назад перевалил за миллион экземпляров. А самая популярная писательница в категории young adult Анна Джейн (несмотря на иностранный псевдоним она тоже писала на русском) со своими любовными историями о любви-ненависти успешно потеснила в рейтингах продаж лидера столь же вечного, сколь и необъяснимого — «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда.
Словом, литература, занятие прежде преимущественно «мужское», все больше феминизируется, причем сразу с двух концов — как со стороны писательской, так и со стороны читательской.
Сначала чтение…
Чтобы понять, как же мы попали в нынешнюю точку, ненадолго вернемся в прошлое — примерно в начало XVIII века. Именно тогда развитие технологий книгопечатания вместе с ростом грамотности превращают чтение из элитарного занятия в занятие более или менее общедоступное. Растут домашние библиотеки, а литература меняет свой статус: из «башни из слоновой кости» она трансформируется в своего рода индустрию, лежащую на стыке искусства и медиа. Из книг читатель не просто черпает увлекательные сюжеты, но и узнает, что думают публичные интеллектуалы, какие тенденции существуют в обществе, куда движутся моды, обычаи и нравы и что по этому поводу надлежит думать приличному человеку.
Именно в этот период начинают складываться и осмысляться практики чтения — люди впервые всерьез задумываются, что, кому, как и даже где надлежит читать. Конечно же, в первую очередь читают мужчины, однако понемногу свой интерес к чтению начинают реализовывать и женщины.
Поначалу в этом вопросе нет консенсуса. Женщина, по выражению викторианского поэта Ковентри Патмора, это «ангел в доме» — существо безгрешное, асексуальное, равнодушное к общественной и тем более политической жизни, но, главное, в силу своего душевного устройства бесконечно самоотверженное и готовое посвятить жизнь заботе о муже и детях. И тут очевидным образом возникает дилемма. С одной стороны, весь мир женщины — это ее дом, а литература, наоборот, несет в себе опасный элемент публичности. С другой, женщину как-то нужно удерживать дома, и чем же ей, бедняжке, заняться, когда со штопкой и готовкой покончено? Более того, как женщина, знающая исключительно штопку, будет растить детей, особенно мальчиков? И о чем она будет беседовать с мужем?..
Именно муж в это время определяет женское чтение, причем иногда довольно парадоксальным образом. Так, жена английского адмирала Эдварда Боскауна Фрэнсис при жизни мужа читает эротическую повесть Дени Дидро «Нескромные сокровища». Но не для собственного удовольствия (как может благовоспитанная английская дама получать удовольствие от подобной похабщины!), а исключительно для того, чтобы обсудить прочитанное с бравым адмиралом. Овдовев же, Фрэнсис Боскауэн возвращается к литературе, более женщине «соприродной», — нравоучительным моралистическим романам, но главное — к Священному писанию и молитвеннику.
Английский священник и поэт Ричард Ньютон в своей поэме «Молитва холостяка» буквально разрывается между двумя опциями. С одной стороны, он молит Провидение избавить его от жены, которая, пренебрегая хозяйством, целый день сидит с книжкой. С другой — опасается связать жизнь с женщиной, не способной получать удовольствие от чтения. И то, и другое видится ему равно неприемлемым.
В конце концов, общество приходит к хрупкому согласию: читать женщине можно, но только дома (а не, скажем, в библиотеке или кофейне, где зачастую читали мужчины) и, конечно, только под благотворным руководством супруга или отца. Более того, в обеспеченных семьях женское чтение даже поощряется: неслучайно во Франции эпохи Реставрации и в Англии популярной становится гравюра, на которой королева Мария-Антуанетта читает книгу своим детям. Едва ли такой факт в самом деле имел место — известно, что легкомысленная королева общалась с детьми редко и неохотно, однако подобное изображение задавало определенные стандарты поведения.
жена английского адмирала Эдварда Боскауна Фрэнсис при жизни мужа читает эротическую повесть Дени Дидро «Нескромные сокровища». Но не для собственного удовольствия, а исключительно для того, чтобы обсудить прочитанное с бравым адмиралом.
А дальше и письмо!
Женское чтение неотделимо от женского писательства: начитавшись чужих книг, женщины неизбежно берутся за собственные.
Поначалу желание женщин писать встречало большее сопротивление, чем стремление читать — все же, читая, они приобщались нормативной мужской премудрости, а тут возникал риск какого-то нежелательного перекрестного опыления. Однако поначалу с ним смиряются как с еще одной формой изящного досуга. В конце концов, если женщине из обеспеченной среды можно рисовать акварелью и играть на фортепиано, почему бы ей в свободное время не писать что-нибудь несложное для себя и самых близких?..
Однако женское писательство быстро выходит из-под контроля: женщины, иногда под мужскими псевдонимами, а иногда и нет, начинают требовать публикации, а вслед за тем и славы.
Особенно неловкая история происходит с поэтессой Элизабет Барретт. Старшая дочь в многодетном и респектабельном семействе, Элизабет с детства отличается слабым здоровьем. Фактически она месяцами не выходит из комнаты, а иногда ее приходится возить на кресле-каталке. Однако с детства девочка тяготеет к поэзии — и для того, чтобы морально поддержать несчастную калеку, отец ей поначалу подыгрывает: позволяет декламировать свои стихи гостям, собирает их в сборник и публикует за собственный счет. Однако очень быстро стихи Элизабет Барретт набирают популярность, и — о, ужас! — вот она уже соперничает за звание поэта-лауреата (официального придворного поэта на солидном жалованьи) с самим великим Альфредом Теннисоном. Это нравится отцу уже гораздо меньше, но когда в Элизабет (а, по сути дела, в ее стихи) влюбляется молодой и одаренный поэт Роберт Браунинг и просит ее руки, гнев отца достигает апогея. Он клянет прежнюю свою слепоту, поведение дочери объявляет непристойным, а саму ее лишает наследства и покровительства — впрочем, Барретт переживает эту кару вполне спокойно. В счастливом браке с Браунингом и в статусе величайшей поэтессы своего времени ей предстоит прожить 15 лет и даже — несмотря на слабое здоровье — произвести на свет сына.
Однако женское писательство быстро выходит из-под контроля: женщины, иногда под мужскими псевдонимами, а иногда и нет, начинают требовать публикации, а вслед за тем и славы.
Из областей традиционно «женских» — моралистических и сентиментальных романов, ориентированных на домохозяек, — писательницы врываются в области, прежде зарезервированные за мужчинами. Из-под их пера выходят романы социальные, бичующие нравы и вообще далеко выходящие за рамки благонадежного «дамского» чтения. Писательство становится формой протеста против мужского диктата, а журналы полнятся злыми карикатурами на пишущих женщин: покуда мать корпит над рукописью, пренебрегая своими прямыми обязанностями, чумазые голодные дети виснут на измученном отце.
На протяжении всего XIX эта тенденция сохраняется и усиливается. Самый наглядный в этом смысле пример — Англия, где писательство становится одним из немногих пристойных методов заработка для образованных женщин из небогатых семей, которым не повезло обеспечить свое благополучие посредством замужества. В числе самых громких имен можно вспомнить Джейн Остин, Шарлотту, Эмили и Анну Бронте... За счет публикации своих романов им удалось приобрести пусть скромные, но собственные средства.
Очень показательна в этом контексте судьба романистки Джордж Элиот. Урожденная Мэри Энн Эванс, дочь достойных, но совершенно нищих родителей, она долго не могла найти мужа, а ближе к 30 (возраст по тем временам предпенсионный) вступила в гражданский союз с критиком и философом Джорджем Льюисом. Пожениться они не могли: несмотря на то, что уже несколько лет жена Льюиса жила с другим мужчиной, разводы в викторианской Англии были практически невозможны. Естественно, с точки зрения тогдашнего общества Мэри Энн Эванс была падшей женщиной — их с Льюисом отказывались принимать в приличных домах, ее имя избегали произносить публично. Однако положение Эванс начало меняться, когда первый же ее роман «Адам Бид», опубликованный под псевдонимом Джордж Элиот, стал бестселлером, принеся создательнице славу и деньги. Когда же писательницу пригласила в гости принцесса Луиза, дочь королевы Виктории, сознавшаяся, что романы Элиот обожает ее мать, из «блудницы» Мэри Энн Эванс разом стала одной из самых уважаемых, влиятельных и обеспеченных женщин в Англии.
Во Франции схожая история происходит с Жорж Санд. Раскрепощенная в тогдашнем понимании этого слова, то есть сначала разъехавшаяся, а после разведшаяся с мужем, носившая мужской костюм и свободно менявшая любовников (как именитых, так и нет), поначалу она беспощадно отторгается светом. Однако благодаря своему громкому (и немного скандальному) литературному успеху Жорж Санд очень быстро становится одной из самых влиятельных женщин во Франции, определяющей не только культурные, но и политические тенденции своей эпохи.
Схожим образом ситуация развивалась в большей части континентальной Европы — в Германии, Италии, России... Писательницы не то чтобы теснили писателей, но понемногу отвоевывали себе место под солнцем. Женщины все больше читали, женщины все больше писали.
Писательство становится формой протеста против мужского диктата, а журналы полнятся злыми карикатурами на пишущих женщин: покуда мать корпит над рукописью, пренебрегая своими прямыми обязанностями, чумазые голодные дети виснут на измученном отце.
Новое время
Переломным моментом в истории женского писательства стала Первая мировая война, помимо беспрецедентных потерь и горя принесшая женщинам долгожданную эмансипацию. За четыре года привыкнув замещать ушедших на фронт мужчин, женщины и после их возвращения не были готовы отказываться от своих приобретений. Практически повсеместно после окончания Первой мировой женщины получают избирательные и имущественные права, учатся управлять автомобилем, получают образование и перестают хранить девственность до брака, а количество областей, где женщинам нет и не может быть места, стремительно сокращается. Но главное, именно в это время появляется самостоятельная платежеспособная женская аудитория, желающая в свободное от работы время читать книги, написанные женщинами, о женщинах и для женщин.
Более того, женщины начинают проникать в сферу безусловно «высокой» словесности — их романы и стихи перестают восприниматься как милое рукоделие, а начинают конкурировать с книгами, написанными мужчинами, практически на равных. Если в 1909 году присуждение Нобелевской премии по литературе шведской писательнице Сельме Лагерлеф воспринималось как нелепый курьез и вызвало шквал насмешек, то две следующие лауреатки — итальянская поэтесса Грация Деледда и норвежская романистка Сигрид Унсет (они получили награду в 1926 и 1928 годах соответственно) уже не выглядят сколько-нибудь неожиданно. Присуждение им самой престижной литературной премии в мире не более чем фиксирует очевидное: да, женщины пишут не хуже мужчин. Мужчин в литературе по-прежнему больше, но само право женщин писать и читать уже никому не приходит в голову оспаривать.
А к концу ХХ века выясняется, что пол писателя для читателя не особо важен. Когда в 1997 году Джоан Роулинг наконец находит издателя для первого романа из цикла о Гарри Поттере, тот решает вынести на обложку «гендерно нейтральное» имя — так Джоан Роулинг превращается в «Дж. К. Роулинг». Лишить писательницу пола заставило бытовавшее тогда поверье, что книга про мальчика не будет интересна девочкам и что ни один мальчик не захочет читать книгу, написанную женщиной. Однако триумф мальчика-волшебника развеял эти предрассудки: и мальчики, и девочки (и даже их мамы, папы и прочие взрослые родственники) читали книги о Гарри Поттере с одинаковым энтузиазмом, не задаваясь вопросом, мужчина их написал или женщина.
Джоан Роулинг превращается на обложке в «Дж. К. Роулинг». Лишить писательницу пола заставило бытовавшее тогда поверье, что книга про мальчика не будет интересна девочкам и что ни один мальчик не захочет читать книгу, написанную женщиной.
Вы находитесь здесь
С самой своей «индустриализации» в начале XVIII века литература оставалась пространством высокого престижа, и, как и во всех подобных сферах, лидирующая роль в ней принадлежала мужчинам. Однако ближе к началу XXI века вектор меняется и приоритеты смещаются: литература остается не то чтобы совсем на периферии общественных интересов, но нерв времени определенно проходит не через нее. Социальные медиа, сериалы, кинематограф — мощные конкуренты обходят литературу с флангов, перетягивая мужчин в эти новые «модные» и более перспективные области. Как результат книжный сегмент остается за женщинами — как читательницами, так и писательницами.
О чем же пишут современные властительницы дум и литературного олимпа?
В первую очередь, конечно, о себе. Главный жанр современного женского письма — автофикшн, в котором писательницы говорят о своих переживаниях, избегая при этом напрямую отождествлять себя с протагонистками. Так, хотя понятно, что героиня романа «Голод» Светланы Павловой не идентична автору, однако так же понятно, что без соответствующего опыта настолько достоверный роман о расстройстве пищевого поведения не напишешь. Мария Ныркова в «Заливе терпения» реконструирует и достаривает историю своих бабушек и прабабушек на протяжении ХХ века (от многих из этих женщин вообще остались лишь фотографии), но в то же время ясно, что в основе своей история эта подлинная — как и то влияние, которое она оказала на саму молодую писательницу. Мы не знаем, кем в точности приходится героиня по имени Оксана создательнице романа «Рана» Оксане Васякиной, но очевидно, что между ними много общего: обе они родом из Усть-Илимска, обе выросли в Волжском, обе пишут стихи, обе потеряли матерей, холодных и отчужденных, и теперь пытаются задним числом тех если не простить, то во всяком случае понять.
Очень схожая ситуация и на Западе — там тоже именно автофикшн занимает нишу самого популярного вида женской литературы. Знаменитый роман Отессы Мошфег «Мой год отдыха и релакса», очень повлиявший на молодых писательниц в России — попытка честно рассказать, что чувствует женщина, у которой в жизни все вроде бы хорошо, но на самом деле нет. А всеобщая любимица англичанка Оливия Лэнг в самой своей, пожалуй, известной книге «Одинокий город» скрещивает свой опыт одинокой жизни в Нью-Йорке с опытом других людей — как известных, так и маргинальных, переживавших подобное в прошлом.
Однако даже когда писательницы не опираются на собственные переживания напрямую, а работают в жанре вполне традиционной сюжетной прозы, в центре их внимания — герои-современники или чаще современницы. Законодательницей мод в этом направлении можно, пожалуй, назвать ирландку Салли Руни. Ее романы «Разговоры с друзьями» и более известные «Нормальные люди» основываются на вещах, важных для ее поколения: социальные сети, проблемы в семье, зашкаливающие амбиции, выгорание, неспособность напрямую выражать свои желания и потребности — в каждой детали того, о чем пишет Руни, тридцатилетний читатель узнает себя.
Главный жанр современного женского письма — автофикшн, в котором писательницы говорят о своих переживаниях, избегая при этом напрямую отождествлять себя с протагонистками.
В России у Руни тоже немало последовательниц. Так, Вера Богданова в своем романе «Сезон отравленных плодов» говорит о тех, чье взросление пришлось на 90-е годы с их конфликтом поколений (родители сформированы советской эпохой, детям приходится ускоренными темпами адаптироваться к новым реалиям), унизительной бедностью, желанием любой ценой из этой бедности вырваться и, как результат, вечным гнетущим чувством «я недостаточно хорош». Понятно, что с таким набором свойств трудно надеяться на счастье в браке или просто гармоничные отношения с партнером.
Так называемый детектив без убийства, нашумевший «Протагонист» Аси Володиной основан на опыте самой писательницы (детство в Тольятти, учеба, а после преподавание в МГИМО) и посвящен поиску причин, толкнувших талантливого студента престижного вуза на самоубийство. Но при этом на самом деле речь в «Протагонисте» идет обо всем постсоветском поколении — и о тех, кто был в 90-е молод, и о тех, кто тогда только родился, и о тех, кто смотрит на эту эпоху сквозь призму родительских воспоминаний.
Впрочем, писательницы сегодня активно осваивают не только словесность, которую принято называть «серьезной», но и литературу жанровую. Здесь процесс идет несколько медленнее — жанровая литература более коммерческая, поэтому в ней феминизация происходит медленнее. Но даже в десятке бестселлеров традиционно самого «мужского» раздела «Детективы и триллеры» сайта Amazon.com пять позиций сегодня занимают книги, написанные женщинами.
В России женская жанровая литература тоже на подъеме, и, пожалуй, у нас дело движется даже быстрее, чем в остальном мире. Причем если раньше за женщинами был закреплен преимущественно сегмент классического детектива, то теперь спектр расширяется — триллер, хоррор, научная фантастика, антиутопия, уж не говоря о традиционно «женской» фэнтези...
Одна из самых долгожданных новинок нынешней весны — это герметичный триллер-катастрофа Яны Вагнер «Тоннель», история о людях, запертых в тоннеле под Москвой-рекой во время некой загадочной аварии на поверхности и вынужденных самостоятельно искать спасения. «Лес» Светланы Тюльбашевой (книга появится в продаже в конце марта) — то ли триллер, то ли хоррор о двух девушках, потерявшихся в карельском лесу. «С ключом на шее» Карины Шаинян — ремейк стивен-кинговского «Оно», только действие его перенесено в середину 80-х годов, в городок нефтяников на Сахалине. «Суть вещи» Алены Алексиной — триллер о девушке с аутизмом, вынужденно вступающей в противоборство с сообществом влиятельных педофилов... Список можно продолжить, причем сразу во все стороны — от романтического фэнтези, которое пишут молодые женщины и читают юные девочки, до жесткой антиутопии.
Можно ли сказать, что в надежных женских руках литература сегодня, наконец, оказалась в полной безопасности?
Можно ли сказать, что в надежных женских руках литература сегодня, наконец, оказалась в полной безопасности? Увы, нет. Тиражи снижаются, популярность чтения падает — в России чуть быстрее, чем в остальном мире, но тенденция эта общая, и вряд ли ее удастся развернуть вспять. Иными словами, литература, скорее всего, никогда больше не будет играть ту блистательную и ключевую для всего общества роль, которую она играла в XIX или ХХ веке. Однако то, что из области безусловной мужской литература превратилась в пространство, населенное преимущественно женщинами, дает надежду на то, что, не вернув себе былого блеска, книги тем не менее обретут новую роль, а вместе с ней, возможно, и новую перспективу.
06 МАРТА 2024
0