Дикий Юг

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

В издательстве «Альпина. Проза» вышел сборник рассказов американской писательницы Флэннери О’Коннор (1925-1964) «Круг в огне». О’Коннор — классик жанра «южная готика», связывающего английский готический роман с историей и традициями американского Юга. Южная готика давно шагнула за пределы литературы: ее отголоски слышны и в образе Этель Кейн, и в хоррор-игре Resident Evil. Иван Чекалов погрузился в полные насилия южноготические миры, их мечты о победе в Гражданской войне и хлопковые плантации.

Проигранное дело

26 мая 1865 года в США закончилась Гражданская война. Север победил — а южные штаты, основавшие за четыре года до этого Конфедеративные Штаты Америки, были вновь присоединены к территории государства. Конгресс принял тринадцатую поправку к Конституции — рабство официально отменили.

Национальный миф США представляет Гражданскую войну как идеологическое противостояние аграрного Юга индустриальному Северу. Краеугольным камнем конфликта служил вопрос о рабстве — по решению Авраама Линкольна новоприобретенные штаты не должны были быть рабовладельческими. Южные поборники традиций воспротивились этому — но проиграли. При этом они потеряли не только внутриполитический вес, но и идеологическую опору. Еще совсем недавно важнейший в экономическом плане «хлопковый пояс» — сеть хлопковых плантаций, основанных на рабском труде и занимавших практически весь юг страны от Техаса до Виргинии, — перешел на арендную основу. В XX веке производство хлопка значительно снизилось благодаря вредителям, истощению земли и социальному краху. Некогда процветавшая земля, во многом ассоциировавшаяся с величием Америки, пришла в упадок.

На пороге плантаций объявилась бедность, присоединившись к социальному расслоению — бичу Юга, на котором аристократические фамилии до самого последнего момента дистанцировались от низших слоев. И расизму — он, несмотря на отмену рабства, никуда не делся: «законы Джима Кроу» где-то с 1890-х предполагали расовую сегрегацию на множестве уровней (разные Библии для черных и белых, искусственные ограничения на выборах, отдельные места в общественном транспорте и т.д.). Пока Север семимильными шагами двигался вперед, все мысли Юга были направлены вспять, на идею «проигранного дела Конфедерации» — романтической мечты о победе КША в Гражданской войне и соответствующем будущем: утопленном в традиции, рабовладельческом.

В попытках осмыслить все это и родилась южная готика — впервые термин употребила писательница, лауреат Пулитцеровской премии Эллен Глазгоу в 1935 году — критикуя за «фантастические кошмары», в частности, Уильяма Фолкнера. Фолкнер — это, пожалуй, самый известный представитель жанра, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1949 год и истинный южанин родом из небольшого городка Нью-Олбани, штат Миссисипи. Так и не закончив среднюю школу, Фолкнер создал удивительные модернистские романы, в которых смешал документальный натурализм с мистикой, присущей английской готической литературе. Сместив фокус с призраков на травму и деградацию общины, Фолкнер не только резко отозвался на «проигранное дело Конфедерации», но и разработал универсальный язык, позволяющий рассуждать об индивидуальности в коллективистском обществе, а также о насилии, которое это общество неизменно порождает.

Уильям Фолкнер

→

Уильям Фолкнер, «Шум и ярость» и «Когда я умирала»

Ярче всего эти мысли проявились в фолкнеровском Йокнапатофском цикле, названном так в честь вымышленного округа на юге США. В «Шуме и ярости» на примере упадка одной аристократической семьи демонстрируется упадок всего Юга. В «Когда я умирала» множество монологов рассказывает о похоронах старой фермерши. А в «Авессалом, Авессалом!» консервативная мечта Томаса Сатпена разбивается после падения войск конфедератов в Гражданской войне.

Историческая память, тоже своего рода призрак — призрак прошлого страны, — незримо присутствует в любом южноготическом произведении от пьес Теннесси Уильямса до песен с American Recordings Джонни Кэша, даже если отчетливо не артикулируется. Как поется в композиции Let the Train Blow the Whistle, «поезд уже покинул станцию», а мы все мечтаем его догнать.

Теннесси Уильямс

Джонни  Кэш, American Recordings, 1994

Чертово
заднее колесо

В статье «Почему южная готика правит миром» писатель М. О. Уолш сравнивает южную готику с «проверенным велосипедом». Ее руль — это аутентичность («покажите мне автора южноготического романа, который не был бы южанином, и вполне вероятно, я покажу вам плохой роман»). Корзина —— живые персонажи. А «заднее колесо — это насилие», без которого, по мнению автора, южная готика не может себя представить.

«Трамвай Желание», 1951

В пьесе Теннеси Уильямса «Трамвай “Желание”» потомок польских эмигрантов Стэнли Ковальски насилует сестру своей жены, бывшую учительницу английского языка Бланш Дюбуа. В «Убить пересмешника» Харпер Ли чернокожего работника Тома Робинсона обвиняют в изнасиловании белой девушки. Самоубийство — важный лейтмотив романов Фолкнера, а многие рассказы Флэннери О’Коннор строятся вокруг убийств. Насилие окружает миры южной готики — причиной тому и озлобленность на историю, и жестокий цинизм Севера с его заводами и супермаркетами, «насилующими» аграрный Юг. Но более всего это ненависть к самим себе, своему бессилию. Наглядно данная в фильмах — скажем, в экранизации «Трамвая “Желание”» с Марлоном Брандо 1951 года и «Убить пересмешника» 1962-го с Грегори Пеком. Или в «Маде» (2012) Джеффа Уильямса. Заглавный герой в исполнении Мэттью Макконахи ради девушки пошел на убийство, а теперь застрял на необитаемом острове со сломанной лодкой. Судьба догонит человека везде — даже посреди Миссисипи, среди разбитых семей и разрушающихся домов.

«Убить пересмешника», 1962

«Мад», 2012

Бессилие тянет за собой отчаянную религиозность, которая вплетается в фольклорные, «близкие к земле» миры южной готики. Истовая католичка Флэннери О’Коннор прожила недолго (всего 39 лет — писательница умерла от волчанки), под конец фактически не выходя из семейного дома, окруженного павлинами. Все свое время она истратила на поиск выхода из ситуации, констатированной Фолкнером, пространства нищеты, моральной деградации и заброшенности. Ее вера — спасительный остров в океане протестантского (более того — кальвинистского, пуританского) региона. В рассказе «Хорошего человека найти нелегко» бандит Изгой убил целое семейство, напоследок оставив бабушку — откровенную эгоистку и манипуляторшу, лицемерно взывающую к богу. Лишь перед смертью она, кажется, впервые искренне произносит: «Ты ведь мне сын. Ты один из детей моих». «Хорошая была бы женщина, если б в нее каждый день стрелять», — отвечает Изгой после убийства.

Флэннери О’Коннор

Культисты из первого сезона «Настоящего детектива» и гностическая секта Гарретов из видеоигры Norco могут продемонстрировать другой спектр верований — не поднимающий адепта над чудовищным бытом сельской глубинки, а топящий его еще глубже в болоте. Наверное, такой взгляд на веру в южной готике встречается чаще — хотя, скажем, альбом Nebraska дедушки американской популярной музыки Брюса Спрингстина был вдохновлен именно рассказами О’Коннор.

Брюс Спрингстин, Nebraska, 1982

←

Norco

«Настоящий детектив», 2014-...

Вечный замок

Готика — литературный жанр, зародившийся во второй половине XVIII века в Англии, — традиционно описывала страхи цивилизованной Европы перед собственным варварским прошлым. Вот почему такую важную роль в «Замке Отранто», «Франкенштейне», «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» играет история рода или одного отдельно взятого человека.

В южной готике ситуация полностью противоположная. Белые южане XX-XXI веков болезненно переживают свой упадок. Идеал аристократического Юга (законсервированный «Унесенными ветром» Маргарет Митчелл) выродился в парад чудовищ, не узнающих себя в зеркальном отражении. Классический пример такого «монстра прошлого» — «Мыс страха» 1962 года и ремейк Мартина Скорсезе 1991-го. Уголовник Макс Кейди, отсидевший много лет за изнасилование, возвращается к своему адвокату, чтобы отомстить. Макс — это воплощение южной памяти, прошлое, восставшее из могилы.

«Мыс страха», 1991

Resident Evil 7: Biohazard

Впрочем, цель обеих готик одна — показать, как прошлое наступает на пятки настоящему, как мистические видения пожирают реальность. Южноготический аналог средневекового замка — плантация или ферма. В хоррор-видеоигре Resident Evil 7: Biohazard главный герой отправляется на поиски пропавшей жены в заброшенный особняк в Луизиане. В раннем романе Трумена Капоте «Другие голоса, другие комнаты» 13-летний Джоул Харрисон Нокс после смерти матери перебирается в громадный полузаброшенный дом в Алабаме.

Если замок в классической готике всегда стоит на отшибе, то плантация окружена пессимистичной сельской местностью, настолько же бескрайней, насколько и бессмысленной. Это заметно в игре Kentucky Route Zero, где главный герой, курьер Конуэй, колесит по штату Кентукки в поисках адресата. А готическая мрачность как эстетика перенеслась на музыкантов — взгляните хоть на Этель Кейн, явную наследницу традиций О’Коннор и Спрингстина времен Nebraska.

Трумен Капоте,
«Другие голоса, другие комнаты»,
1948

Kentucky Route Zero

Этель Кейн

Привидений и монстров здесь заменяют сирые и убогие, «другие» по отношению к окружающим. Бенджи с нарушениями умственного развития из «Шума и ярости» — это еще и юродивый, тот самый идиот из «Макбета» («Жизнь — это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости»). Именно у Шекспира Фолкнер позаимствовал название романа. У Тома Робинсона («Убить пересмешника») в результате несчастного случая на хлопкоочистительной машине отнялась левая рука.

Здесь кроется главное идейное отличие американской готики от английской. Если у Хораса Уолпола и Мэри Шелли монстры представляли экзистенциальную угрозу человеку эпохи Просвещения; угрозу, с которой необходимо бороться не на жизнь, а на смерть, то у О’Коннор, Кормака Маккарти и Гарри Крюса «монстры» — это единственные носители истины в испорченном мире. На передний план выходят и женщины, и чернокожие — не зря Бенджи общается с черным подростком. А в романе Элис Уокер «Цвет пурпурный» (и в экранизации Стивена Спилберга «Цветы лиловые полей») чернокожие, их тяжелая жизнь в сельской Джорджии начала XX века закручивают вокруг себя повествование. Несмотря на все ужасы прошлого и настоящего и трудную память, срезающую мысли о будущем, южная готика дает человечеству шанс — нужно лишь отойти от толпы, честно взглянуть на себя и продолжать двигаться дальше.

«Цветы лиловые полей» 1985