На энергии сопротивления
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
Сегодня в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоится вечер балетов «Петрушка» и «Жар-птица». В июле в Большом театре Андрис Лиепа представит своего «Петрушку» и поставит точку в балетном сезоне, который смело можно назвать сезоном Стравинского (весной Пермский театр оперы и балета показал «Орфея» Алексея Мирошниченко, а Вячеслав Самодуров поставил «Танцсцены» на музыку Симфонии in C Стравинского. В чем секрет популярности балетов Игоря Стравинского сегодня и что важно знать о самых важных из них — «Жар-птице», «Петрушке» и «Весне священной», рассуждает критик, создатель Московского книжного журнала и специалист по истории русской культуры первой половины ХХ века Алексей Мокроусов.
Самым популярным балетным автором у нас является Стравинский — утверждение если и звучит преувеличением, то не сильным. Если посмотреть на балетную афишу страны, то вряд ли кто затмит сегодня Игоря Стравинского (1882–1971). Здесь и премьеры, и возобновления — от «Петрушки» и «Жар-птицы» в Музыкальном театре им. Станиславского до «Петрушки», которого в июле в Большом ставит Андрис Лиепа, от «Орфея» в Пермском театра оперы и балета до «Танцсцен» Вачеслава Самодурова в Мариинке. Добавим сюда пересочинение Алексеем Сысоевым «Весны священной» для биг-бенда, прозвучавшее в конце мая в «ГЭС-2».
Откуда такая любовь к музыке, созданной век назад? Нечего играть? Магия образа? Историческая память масскультуры, заложенная мультфильмом Уолта Диснея? Он использовал большой фрагмент «Весны священной» в хрестоматийном двухчасовом мультфильме «Фантазия» (1940), где Стравинскому изменили сюжет, превратив его в историю зарождения жизни на Земле (захочется посмотреть этот отрывок, он начинается на 39-й минуте).
«Орфей», Пермский театр оперы и балета им. П. И. Чайковского, 2013
Оперы Стравинского идут по всему миру, но не так часто,
как оперы другого классика ХХ века, Рихарда Штрауса. Зато балеты Стравинского — хиты уже более века. В мире «Весну священную» каждый год ставят в новой интерпретации в среднем по два раза, не говоря уже о прежних премьерах.
При этом сколько всего балетов у Стравинского, посчитать не так уж и просто. Кроме музыки, которую он написал специально или перерабатывал, как оперу «Соловей» (поставили с костюмами Матисса), есть немало постановок на «просто произведения». В биографии того же Баланчина более 30 спектаклей на музыку Стравинского — столько балетов он точно не написал.
«Пульчинелла», Мариинский театр, 2024
В орбите Дягилева
Но есть несколько шедевров, которые задумывались и создавались с самого начала как балеты. Первым заказчиком был Сергей Дягилев (1872–1929), создатель «Русских сезонов» в Париже, главный революционер-реформатор в истории балета последнего века. Значение Дягилева для истории балета трудно с чем-то сравнить. Дело не только в том, что Дягилев сделал главным героем балета танцовщика, а не танцовщицу, хотя успех Нижинского был беспримерным. Он вернул считавшемуся несерьезным и даже низким жанру ореол блеска и славы. Благодаря его усилиям важнейшие композиторы эпохи стали писать музыку для балета, что в конце XIX века считалось занятием малопочтенным, и Чайковский выглядел исключением. На волне успеха первых постановок, выполненных «русской командой» — Фокин, Бенуа, Бакст, Головин, — с Дягилевым стали работать важнейшие европейские художники. На премьеры собирался «весь Париж», что было важно для Дягилева — он как-то обмолвился, что все, что создает, делается для тридцати людей именно в Париже. В итоге о его спектаклях писала пресса по всему миру.
Сергей Дягилев
и Игорь Стравинский
Афиша
«Русских сезонов»
Афиша выставки о Русских балетах, 1939
Николай Ефимов и Леон Войцеховский
из балетной труппы Сергея Дягилева исполняют партии животных в балете «Лис». Музыка Игоря Стравинского
От Дягилева получил приглашение к сотрудничеству и молодой и буквально мало кому известный Стравинский, — услышав «Фейерверк», Дягилев вскоре заставил композитора отложить все планы и срочно писать балет «Жар-птица». История об Иване-царевиче, который освобождает из царства Кащея босоногих царевен, а помогает ему в этом Жар-птица (на премьере ее танцевала Тамара Карсавина), — это редкий сюжет из русского фольклора, который не был использован Римским-Корсаковым, учителем Стравинского. «Русские сезоны» меж тем нуждались в национальном репертуаре, и ставка Дягилева сыграла. На премьере постановки Михаила Фокина, которая прошла 25 июня 1910 года в Парижской опере (декорации делал Александр Головин, позднее балет оформила Наталья Гончарова) были главные парижские ньюсмейкеры—– Пруст и Клодель, Равель и Дебюсси, их оценки во многом определили не только будущее «Сезонов», но и роль русского фольклора в балетах, притом что Стравинский стилизовал народную музыку, не всегда используя конкретные мелодии. Хотя в «Петрушке», например, опознаются «Под вечер осени ненастной» и «Чудный месяц», не говоря уже о «Вдоль по Питерской», «Ах вы, сени, мои сени» и плясовой «А снег тает».
Костюм из балета
«Жар-птица», 1910. Автор: Леон Бакст
Сьюз Прайссер и Петер ван Дейк танцуют в балете Игоря Стравинского «Жар-птица», 1952
Фольклор, национальное своеобразие в «Русских сезонах» понимались как ключевая особенность. Правило распространялось на всех — в 1915 году Прокофьев писал коллеге: «Самое передовое течение, которое исповедуют и Стравинский с Дягилевым, теперь такое: долой патетизм, долой пафос, долой интернационализм. Из меня делают самого что ни на есть русского композитора». Самого Прокофьева Дягилев называл одним из своих «сыновей»: «У меня трое детей», любил он повторять, начиная перечисление Стравинским и упоминая еще забытого сегодня композитора Владимира Дукельского.
Томные вздохи русской души и ужас напоказ
В образе Петрушки иные видят сейчас несчастного художника, задушенного как равнодушием Балерины, влюбленной в одноклеточного Арапа, так и жестокосердием Фокусника, — отсюда рождаются проекции на отношения Нижинского и якобы погубившего его Дягилева. Но балет создавался как озорство и баловство, как гимн ярмарочной культуре, из которого потомки теперь нарезают удобные им смыслы.
Костюмы из Балета «Петрушка», 1911. Музыка Игоря Стравинского и Александра Бенуа
Игорь Стравинский и Вацлав Нижинский в костюме Петрушки
При этом есть в «Петрушке» какая-то отстраненность, дистанция автора по отношению к персонажу; кажется, композитору неведомо слово «сострадание». Как сказал по поводу музыки Стравинского философ и музыковед Теодор Адорно, «ужас она созерцает с некоторым сочувствием, но не просветляет его, а безжалостно выставляет напоказ». На это в своем очерке о Стравинском заочно отвечал Жан Кокто, когда писал о «Весне священной»: «От понимания дилетантов, привыкших к разжевыванию, ускользало созидательное начало чуждой томным вздохам русской народной души, пронизывающее это стремительное, как барабанная дробь, произведение». Кокто принадлежит и другая афористично-критическая мысль о героях «Весны»: «Эти легковерные люди воображают, будто жертвоприношение девушки, избранной из их среды, необходимо для очередного прихода весны».
Конечно, не томные вздохи обеспечили «Петрушке» бессмертие. Вместе с другими шедеврами «Русских сезонов» — «Шехеразадой», «Весной священной» и «Парадом» — он изменил само представление о балете. Из места утех стареющих меценатов тот превратился в новый «гезамткунстверк», тотальную инсталляцию, где равноправны движение, музыка и декорации. Последние особенно важны. Стравинскому удалось поработать не только с крупнейшими постановщиками века от Вацлава Нижинского до Джорджа Баланчина. Над балетами эпохи «Русских сезонов» трудились художники первой величины от Гончаровой и Ларионова до Пикассо и Матисса, Александр Бенуа сделал «Петрушку» настолько эффектно, что теперь зачастую либо копируют старые декорации, либо предпочитают абстрактные. Если хочешь здесь чему-то научиться, чем-то воспользоваться, выбора нет. Научиться здесь можно только одному — думать без запретов, смотреть на мир без шор. Не все смогли сразу с этим согласиться.
«Петрушка»,
Большой Театр, 2018
Среди критиков «Петрушки» оказалась и семья Римских-Корсаковых. Вдова композитора сочла, что Стравинский «прямо издевается» над русской музыкой, что «он разрушитель музыкальных заветов своего учителя, он чужд ему по духу и далек от него», а сын классика, друживший с Игорем, увидел в «Петрушке» «смесь русской сивухи (“народные сцены”) с французскими духами (“кукольная комедия”)». Надо сказать, что Стравинский предвидел это перед премьерой, — точно так же, как год спустя компания, собравшаяся накануне премьеры «Весны священной»: Равель, Андре Жид, Нижинский, Дягилев, Стравинский, сошлась во мнении, что завтра будет скандал. Он и случился.
Жертвоприношение коллективу: вперед, к архаике?
Сперва «Весна священная» называлась «Великая жертва». Соавтором Стравинского стал художник Николай Рерих, написавший сценарий балета, хотя композитор уверял, что ему первому привиделись сцены жертвоприношения (интересно, что в конце жизни все участники дягилевских сезонов пытались в интервью и мемуарах перетянуть одеяло на себя; особенно страдал этим Бенуа).
«Весна священная», наверное, самый знаменитый балет Стравинского, полный энергии сопротивления, ощутимой и сегодня. В России его не так уж и часто ставят. Меж тем великий французский дирижер и композитор Пьер Булез считал «Весну» главной в истории ХХ века:
«Весна священная» по-прежнему служит точкой отсчета для всех, кто хочет установить дату рождения музыки, которую все еще зовут «современной». Своего рода манифест, в том же духе и, возможно,
по тем же причинам, что и «Авиньонские девицы» Пикассо, она не прекращает вызывать похвалу и полемику.
❞
И можно добавить: не перестает удивлять музыкой, куда более сконцентрированной, чем традиционные трехактные балеты. Дягилев среди прочего ввел моду на короткие одноактовки, и в начале ХХ века это произвело тот же эффект, как если бы сегодня поклонники телесериалов вернулись к формату Тарковского и Антониони. Но сама по себе концептуальность «Петрушки» и «Весны священной» вряд ли позволила бы им царить на сцене так долго: не все балеты «Русских сезонов» стали безусловной классикой. Но проблема в том, что действительно хорошей балетной музыки не так уж много, — хорошей не только на слух, но и позволяющей хореографам каждый раз работать с ней словно впервые. Впрочем, и о традиции все помнят. как помнит актер, читающий «Быть или не быть», предыдущие исполнения.
Сцены из «Весны священной» Игоря Стравинского, 1913
Музыка «Весны» — действительно фантастическая, она требует сложных хореографических решений, что показал и спектакль Татьяны Багановой, поставленный сперва в Большом театре, откуда из-за своей радикальности — это спектакль о несвободе и неравноправии, — он быстро исчез, и возобновленный недавно в Новой Опере, выкупившей у Большого декорации. Первым постановщиком был Вацлав Нижинский, легендарный танцовщик, поставивший всего четыре балета — кроме «Весны» это «Послеполуденный отдых фавна», «Игры» и «Тиль Уленшпигель». Четырех хватило, чтобы войти в историю, прежде всего благодаря «Фавну» с его знаменитой эротической сценой в финале, а также «Весне», на премьере которой уже на первых минутах представления разгорелся немыслимый скандал, едва не вылившийся в массовую потасовку. Впрочем, судя по всему, хореография Нижинского даже не успела возмутить публику, в числе которой были Габриэле Д’Аннунцио, Клод Дебюсси, Коко Шанель и Марсель Дюшан, — после открытия занавеса ее сразу шокировали языческие декорации Николая Рериха, но еще больше — первые такты музыки Стравинского. Эти первые минуты балета с последующими волнениями в зале хорошо показаны в фильме «Коко Шанель & Игорь Стравинский» (возможно, это вообще лучшие сцены в фильме Яна Кунена). Если можно о чем-то сказать, что вот он — ритм эпохи, то это, конечно, о «Весне священной», задуманной сразу после завершения «Петрушки», и эта их связь не случайна, пишет один из лучших знатоков музыки ХХ века философ Теодор Адорно:
При всей стилевой противоположности между кулинарно разукрашенным балетом и балетом суматошным у них есть общее ядро: антигуманистическое жертвоприношение коллективу, жертва без трагизма, и осуществляется она
не ради прославления образа человека, а с целью слепого подтверждения самой жертвой собственного положения, будь то через самоосмеяние или же посредством самоустранения. Этот мотив, полностью детерминирующий позицию музыки, прорывает шутливую оболочку «Петрушки» и выступает в «Весне священной» как нельзя более серьезно.
❞
Русский балет в Париже. Сцена из балета «Весна священная», 1913
Потому, считал Адорно, «Весну священную» «невозможно было поставить в Третьем рейхе с его бесчисленными человеческими жертвоприношениями, когда всякий, кто отваживался признавать практическое варварство непосредственно в идеологии, попадал в опалу».
Но для искусства не менее важно наблюдение графа Гарри Кесслера, будущего либреттиста еще одного дягилевского балета, «Легенды об Иосифе». В ночь после премьеры он писал в дневнике: «Совершенно новая хореография и музыка. Внезапно возникло абсолютно новое видение, нечто доселе неведанное, захватывающее, убедительное; новый род дикости одновременно в искусстве и не-искусстве: всякая форма разорена — и из хаоса рождается вдруг новая».
Рецензент «Фигаро» Кесслера читать не мог и потому наутро выразил настроение буржуазии, крупной, средней и мелкой одновременно:
Сцена изображает человечество. Справа сильные молодые люди собирают цветы, в то время как трехсотлетняя старуха безумно пляшет. На левом краю сцены старый человек изучает звезды, в то время как то тут, то там приносят жертву богу света. Такое публика не стерпела. Она освистала пьесу. Несколько дней назад она, может быть, еще аплодировала бы. Русские, не особо разбирающиеся в приличиях и обычаях стран, в которые приезжают, не знали, что французы без церемоний начинают протестовать, когда глупость достигает предела.
❞
К счастью, нравы модной публики переменчивы, как настроение младенца. Уже следующий спектакль закончился овациями, история балета изменилась навсегда. Вопрос, изменилась ли легковерная публика на сцене и в самом зале, о которой писал Кокто, остается открытым.
